Лизавета сказала, что старый доктор Станицын пользуется у дам Д. большим успехом – хотя бы потому, что большинству из них помог появиться на свет. Однако земский врач Голованов ничуть ему не уступает, и, когда у нее, у Лизаветы, болели зубы, только Голованов ей и помог, а Станицын лишь три рубля взял за визит.
Амалия выслушала ее и велела седлать Мушкетера. Делать это пришлось Дмитрию, потому что, кроме него, в усадьбе больше мужчин не было.
«Да, тремя слугами я тут не обойдусь, – размышляла Амалия, отъезжая от крыльца. Солнце светило вовсю, и настроение у всадницы было отличное. – Нужны еще слуги, и управляющий, и садовник, чтобы розы судьи не погибли. Наверное, он хотел бы, чтобы я позаботилась о его цветах».
В дальней аллее на мгновение мелькнул олененок, поглядел на Амалию своими большими, полными любопытства глазами и исчез. Молодая женщина пустила лошадь крупной рысью.
Через некоторое время она уже входила в квартиру доктора Станицына. Больных на прием записывала бесцветная молодая особа с круглыми щеками и крошечным подбородком, которая невнятно отрекомендовалась дальней родственницей доктора.
– Я не хочу, чтобы меня видели другие больные, – капризно сказала Амалия. – Я пока посижу в библиотеке, хорошо?
Когда родственница явилась, чтобы звать баронессу к доктору, госпожа Корф сидела в глубоком кресле и с рассеянным видом просматривала «Календарь для врачей всех ведомств на 188… год», в котором значились фамилии тех, кто имел право заниматься в России врачебной практикой. Если бы родственница догадалась полюбопытствовать, что именно читала Амалия, то она бы заметила, что книга открыта в разделе московских докторов и по странному совпадению как раз на той странице, на которой красуется фамилия Владислава Ивановича Никандрова.
– Доктор готов принять вас, – сказала родственница.
Амалия зевнула, прикрыв рукой рот, небрежно захлопнула книгу, которая, по-видимому, ничуть ее не интересовала, и пошла вслед за молодой женщиной.
– А! – вскричал Станицын, едва завидев Амалию. – Госпожа баронесса! Как я рад вас видеть!
Прикрывая дверь, безымянная родственница видела, как «старый хрыч» (так она обыкновенно его про себя называла) даже встал с места и обогнул стол, чтобы приветствовать новую пациентку, в то время как прежде право на столь немыслимую честь имели лишь трое дам из Д. Не подозревая о том, в какое избранное общество она попала, Амалия лишь мило улыбнулась и протянула старому доктору руку для поцелуя.
Доктору Станицыну было около семидесяти лет. Внешностью он отчасти напоминал моржа или какое-то другое крупное, солидное животное. Он был грузный, величественный, с совершенно седой головой и хитро поблескивающими глазками. Не давая Амалии опомниться, местный эскулап сразу же затараторил о том, как в Д. негодуют по поводу возвращения Любови Осиповны и как восхищаются госпожой баронессой за то, что она не пошла у воскресшей вдовы на поводу и ясно указала ей, кто в Синей долине теперь хозяин.
– Про Тизенгаузена вы уже слышали? Обещал, обещал наш знаменитый адвокат приехать из Петербурга, как только закончит там очередной процесс. Вначале Любовь Осиповна хотела обойтись услугами Петра Ивановича, да он в последний момент что-то на попятную пошел. Хороший человек Петр Иванович, никак не хочет с вами ссориться, – гудел доктор, одобрительно поглядывая на Амалию.