Теперь стало совсем иначе. На плановых операциях ей ассистировал Литвинов, он безучастно держал крючки и мечтал о своих нетрудовых доходах, нимало не интересуясь, что творится в ране. По экстренке выходило еще хуже: Соне приходилось брать в ассистенты дежурного травматолога, и то получалось это не всегда. Травматологи – люди грубые и беспринципные, они всеми силами отлынивали от обязанностей ассистента, особенно Бобров. Как только Соня приглашала его в операционную, у него тут же образовывалось срочное гипсование, и он гипсовал, и гипсовал, и гипсовал, и являлся ровно на этапе зашивания кожи, энергично вбегал в операционную, мол, готов помочь. Хирурги называли этот ритуал «прием Боброва». К счастью, сестры были опытные и умели работать за ассистента.
Технически Соня была оснащена очень прилично, многому научилась в ординатуре и старалась перенимать мастерство у Ивлиева, который, несмотря на суровый характер, был гениальным оператором. Соня наблюдала за работой многих профессоров, но никто из них не достигал таких высот, как ее заведующий. Ивлиев работал просто и спокойно, будто и не подозревая о своем таланте, и ничего не объяснял специально, но Соне сразу становилась ясна суть его движений, и она понимала, как повторить их самой.
Она очень старалась оперировать хорошо и четко, но рядом не было специалиста, который сказал бы, что она все делает правильно, и Соня до выписки больного терзалась, что начнутся разные осложнения.
Мысли, что она своими действиями погубит человека, мучили ее гораздо сильнее, чем даже страх перед заведующим и огорчение, что она больше не отличница и даже не хорошистка.
Ивлиев воспринимал ее, наверное, как неисправимую двоечницу, позор класса, обузу, которую терпят, потому что не получается избавиться, ничего от нее не ждут, и поэтому даже особенно не ругают. Положение усугублялось еще и тем, что заведующий был убежденным половым шовинистом и считал, что женщинам в хирургии делать нечего, а в идеале они вообще должны сидеть дома и варить борщи. «Вот вы смотрите, как работают женщины, и вам кажется, что оно вроде и ничего, – говорил он как бы в пространство. – Вроде справляются с поставленной задачей. Но если вдруг приходит мужик и начинает действовать, сразу становится ясно, какое это было убожество, а не работа».
Соня видела, что сильно его бесит одним своим видом, что она молодая женщина и при ней нельзя ругаться (один раз заведующий не заметил ее за шкафом в ординаторской и, думая, что наедине с Литвиновым, пригнул несколько крепких оборотов и страшно смутился, когда Соня вышла, извинился, и она вдруг поняла, что он в глубине души хороший человек), бесит своей бестолковостью и нерешительностью, но Ивлиев умел держать себя в руках. Никогда не будучи с ней приветлив, он ни разу не кричал на свою неудалую подчиненную и не оскорблял ее. Только если она совсем сильно его сердила, начинал называть ее на «вы» и «София Семеновна» вместо «Соня».
За годы учебы Соня привыкла быть лучшей, но теперь это оказалось невозможным, потому что хирургия – это не знания и не умения, не вызубренный материал и не освоенный навык. Это в первую очередь принятие решения, ответственность за чужую жизнь, иногда в таких условиях, когда правильного решения не существует, но его все равно необходимо принять.