– В подарок вельможе высокопоставленной преподнести надо, а в такой склянке никак не можно.

Князь встал, прошёл в свой кабинет, вернулся с флаконом французской розовой воды стоимости изрядной. Перелил её в один из фужеров, немало не беспокоясь, что выдохнется. Зато флакон из-под воды причудлив, цветного стекла, глазу приятен. В него эликсир князь и перелил.

– О, едва не забыл. Как им пользоваться?

– По капле в день натощак.

– И как долго?

– Сколько жить будет.

– Это хорошо. Стало быть, всё время потребность будет, ко мне привязана и обязана. Ты вот что, ещё эликсира изготовь, склянок десять. А я флаконами озабочусь.

– Как скажешь, князь.

– И про главное не забывай, про камень.

– Я помню.

– Есть ли в чём нужда?

– Всем необходимым мажордом снабжает. Еда, одежда. Только просьба есть.

– Какая, говори смелее, заслужил.

– Хоть иногда в город выходить. Как в темнице сижу, солнца не вижу.

Князь задумался.

– Ладно. Каждое воскресенье с восхода до заката можешь с дачи уходить. Но с одним условием – сопровождающий при тебе будет. Для твоей же охраны. И за все покупки, ежели захочется чего, он платить будет.

– Благодарю, князь.

Как же, охрана! Надзор! И не столько для того, чтобы не сбежал, а для того, чтобы не сболтнул лишнего. Каждый из власть имущих за кресло, за место близ императора держится. А для этого полезным быть надо и не всегда делами государственными.

День ещё Никита в подвале опыты ставил. На этот раз в присутствии алмаза магистра. Вот только непонятно было – рядом со склянкой его держать или опустить внутрь? После раздумий решил не рисковать. Это золото ни с чем не реагирует, кроме «царской водки», как называли смесь кислот. А с алмазами прежде Никита дел не имел. Испортишь столь драгоценную вещь, князь голову снимет в прямом смысле слова. Нравы со времён Петра Великого не сильно изменились, и жизнь человеческая иной раз и гроша ломаного не стоила.

А ещё через день воскресенье наступило. Никита по звону колоколов определил, сзывающих прихожан на воскресную заутреню. После завтрака Никита мажордому сказал, что по городу прогуляться хочет.

– Предупреждал меня князь, – кивнул Захар Матвеевич. – Когда выходить изволишь?

– Да через полчаса.

– Хорошо.

Никита оделся не спеша, по погоде. Шапка меховая из бобра, шуба тоже бобровая – лёгкая, тёплая, сырости не боится. На ноги сапоги утеплённые, почти бурки. В Питере ранняя зима слякотная. Снег ложился, да под влажными ветрами с Балтики в снежную кашу превращался.

Когда Никита в зал вышел, мажордом спросил:

– Может, возок распорядиться заложить? Погода мерзкая, слякоть.

– Не надо, прогуляюсь.

И ноги размять хотелось, и город осмотреть не спеша. Никита – коренной петербуржец, но город знал современный. Нет ещё ни Спаса на Крови, ни цирка Чинизелли, ни разводных мостов.

Вышел за ворота, которые услужливо открыл привратник. За Никитой следом здоровенный детина – себя шире, в коротком полушубке. Он следовал буквально в трёх шагах сзади. Со стороны посмотреть – слуга при барине. Для первого раза Никита далеко отходить не стал, квартал влево, потом ещё влево. Так круг сделал. На прохожих посмотрел, на торговые лавки. По сравнению с тем, что привык видеть два века назад в Нижнем, действительно непривычно. Особенно лавка, где купец Бахромеев, судя по вывеске, торговал чаем и кофе. Товары заморские, дорогие. Но зашёл, ознакомился. Запахи в лавке дразнящие, но покупать ничего не стал.