Завтрак являлся не только неизбежной и необходимой данью природе. Наполеон после бессонной ночи ужасно утомился, непрерывно повелевая, приказывая, распоряжаясь в течение уже шести часов. Он порывался даже командовать артиллерией, почувствовав, что молодеет, превращаясь под грохот боя из императора в генерала Бонапарта. Вот и теперь, когда в кипучей деятельности Наполеона получился досадный перерыв, уже дожидалось несколько ординарцев и адъютантов, чтобы доложить боевые новости и получить повеление. Маршалы и свита, стоя поодаль, почтительно наблюдали, как кушает император.

Наполеон выпил вино мелкими глотками и, черпая ложечкой икру, заедал ее белым хлебом.

Вдруг в свите Наполеона произошло движение. Прискакал новый гонец с левого фланга, и, очевидно, с донесением чрезвычайной важности, ибо второй из приближенных императора, граф Коленкур, бывший посланник Франции при дворе русского царя, осмелился прервать завтрак. Коленкур подошел к Наполеону и с преувеличенным поклоном что-то сообщил ему.

Рука Наполеона застыла с ложечкой, поднесенной ко рту...

- Что такое? Что за вздор? Неужели они осмелились!

- Да, государь. Обозы смешались. Полк итальянской бригады обстрелян легкой артиллерией и отошел. Наши полки отхлынули от Курганной батареи тревога докатилась до них.

Коленкур сообщал о нападении конницы Уварова на левое крыло армии Наполеона. Он встревожился. Прервав завтрак, потребовал коня и в сопровождении свиты поскакал на левый фланг, чтобы лично убедиться, велика ли опасность.

Про солдата, служившего императору живым "сервантом", все забыли в суматохе. Солдат, видя это, взял поднос в левую руку, налил себе полный стакан вина, не боясь, что осадок взболтается, и, провозгласив: "Vive l'empereur!" - осушил стакан до дна. Потом он выпил остаток вина прямо из горлышка и сдал поднос подбежавшему слуге.

VI

Кутузов по пути к Семеновским высотам встречал разрозненные кучки солдат в смешанных формах. Солдаты, все в пыли, копоти и крови, шли вразброд - видно, что они были измучены вконец. Вели раненых, несли их на руках. И все поле сражения, там, где ветер распахивал полы дымного занавеса, представляло собой картину усталости и истощения. Массы пехоты растаяли. Нигде не виднелось стройно марширующих воинских частей. Но бой еще продолжался. То тут, то там вспыхивали крики "ура" - русская пехота отражала наскоки французской кавалерии. Множество коней без седоков носилось в разных направлениях.

Хор артиллерии почти из двух тысяч орудий расстроился. Слух различал теперь в их общем реве отдельные выстрелы, но выстрелы звучали глухо и хрипло.

Кутузов поехал на батареи. Слева от дороги собирались и выстраивались войска, отведенные с первой линии. Солдаты кричали Кутузову "ура". Из толпы на гребне горы женщины махали Кутузову платочками. В толпе перемешались солдаты, мужики и бабы.

С того места, откуда стреляли пушки, Кутузов, осмотрев доступное взору пространство, окончательно убедился, что сражение кончается. Силы обеих сторон истощились. Кутузов не располагал резервами, чтобы, бросив в бой свежие войска, решительно склонить весы победы на свою сторону. Кутузов знал, что гвардия Наполеона не участвовала в сражении, но не боялся, что Наполеон пустит в дело гвардию сейчас: хотя русская армия подалась назад, она сохранила порядок.