Вскоре положение на обоих флангах очень озаботило Наполеона. Он не рассчитывал, что Сульту придется так скоро отступить с потерями, и не ожидал, что дивизия Фриана на юге так быстро привлечет внимание кавалерии русских. Более того, сражение пошло совсем не так, как хотел Наполеон. Корпус Ожеро оказался брошен в плохо подготовленную атаку на русский центр генерала барона Ф. В. фон дер Остен-Сакена, где у русских было больше всего сил, а также самая мощная батарея из 70 пушек генерала Левенштерна, умело прикрытая с фронта Московским и Шлиссельбургским полками. Как это ни парадоксально, но большому мастеру артиллерийских «сюрпризов» Наполеону не удалось своевременно обнаружить эту «домашнюю заготовку» русских, и нарвавшийся на ее картечный огонь корпус Ожеро понес огромные потери.

Чтобы предотвратить прорыв своего центра гвардейской пехотой врага, императору пришлось срочно бросить в контратаку всю кавалерию Мюрата и часть гвардейской кавалерии. Она не только остановила царскую гвардию, но и привела в смятение всю центральную группировку русской армии. Наступление Даву против русского генерала А. Н. Остермана-Толстого, еще одного будущего героя Отечественной войны 1812 г., было удачным. Ему удалось сломить сопротивление левого фланга русской армии, где у них было меньше всего орудий (всего лишь 40!), и даже выйти в его тыл. Однако отсутствие поддержки Нея, который должен был появиться на правом фланге русских и атаковать его, свело на нет весь успех Даву. Беннигсен бросил против прорвавшегося Даву прибывший прусский корпус Лестока (Ней опрометчиво упустил его) и вынудил французов отойти.

Любопытно, но основную часть сражения Сульт практически бездействовал. Это покажется невероятным, но, когда войска Даву прорвались в тыл русской армии и дорога в Россию оказалась перерезана, войска Сульта не двигались с места. После того как утром русские дали чувствительный отпор войскам Николя Жана, «лучший знаток маневра» более не решался беспокоить Тучкова. Это позволило одному из героев Аустерлицкого сражения полковнику А. П. Ермолову (будущей культовой фигуре русской армии) сняться с противостоявшего Сульту правого крыла со своей конной артиллерией. Галопом прискакав на левый фланг к месту прорыва французов, он стремительно развернул все свои 36 пушек и ураганным картечным огнем в упор уложил неприятеля в глубокий снег и остановил его наступление. Ермоловские батареи стреляли так быстро, четко и метко, что в воздухе постоянно кружились обломки оружия, взлетали каски, кивера, оторванные ноги лошадей и руки всадников, сжимающие сабли! Понеся ощутимый урон, солдаты Даву остановились.

Наполеон был поражен видом поля недавнего сражения, на котором грудами лежали тела русских и французских солдат. «Нам нанесен огромный урон», – говорил он Сульту. «Ну да ведь и наши пули тоже не из ваты», – мрачно буркнул маршал, намекая на то, что и русские также понесли огромные потери.

Продолжая разговор с императором, маршал настаивал на том, чтобы армия оставалась на местах и не предпринимала ничего, что напоминало бы отступление. «Остерегайтесь делать это, сир, – говорил Сульт, – оставьте войска на поле битвы, и слава победы достанется вам; от того, что я увидел, я ожидаю, что противник за ночь отступит». Так и произошло: русский главнокомандующий генерал Беннигсен раньше Наполеона отдал приказ отступать.