Стесненные финансовые обстоятельства вынудили главу семейства отправить сына работать красильщиком. Молодой, физически крепкий подмастерье оказался способен к тяжелой работе. Но она не нравилась живому и энергичному юноше, и он поступил в королевскую армию. Однако вскоре взрывной темперамент вынудил нашего юнца оставить полюбившуюся ему военную службу. Он вляпался в дуэль, в которой получил ранение. Вернувшись в родной Лектур, Ланн снова занялся нелюбимым ремеслом. В возрасте 19 лет, в тот всем памятный жаркий летний день 1789 г., когда комендант Бастилии был повешен на фонарном столбе, Ланн все еще продолжал изучать ремесло красильщика.
Между прочим, его наставник, некий Гильон, встретил Жана словами: «В этом деле ты многого не наживешь. Возвращайся-ка ты в армию, возможно, ты сможешь стать капитаном». Когда Ланн сделался дивизионным генералом, то услышал от Гильона следующие слова: «Признайся, что я дал тебе хороший совет. Без меня ты добыл бы только стоптанные башмаки».
Отпетый хулиган и драчун в 1792 г. снова поступил в армию, правда, на этот раз в революционную. Вскоре солдаты избрали его младшим лейтенантом. Этим неожиданным продвижением Ланн был обязан отчасти прежнему армейскому опыту, а отчасти крайним революционным взглядам. Он был, как и все новобранцы, отправлен под Тулузу в учебный лагерь Мираль. В этой недисциплинированной орде волонтеров, которую необходимо было обучить основам солдатского ремесла, наш герой выделялся недюжинными способностями.
17 мая 1793 г. на перевале Сент-Лорен-ан-Сердан в Восточных Пиренеях младший лейтенант Ланн получил боевое крещение в схватке с испанцами генерала Рикардо. В одном из боев батальон Ланна охватила паника, и солдаты обратились в бегство. Молодой офицер бросился в гущу беглецов и вскоре сумел не только остановить их, но и увлечь в контратаку. Уже тогда все отметили его несомненный ратный дар и… невероятную вспыльчивость, принесшую потом массу ненужных проблем. По поводу и без повода Ланн ссорился со всеми, даже с близкими друзьями. И лишь благодаря его исключительной отваге ему все сходило с рук.
Между прочим, в искусстве матерщины с Ланном мог конкурировать лишь Ожеро, чью дьявольскую смесь франко-русско-прусско-итало-португальской отборной брани не превзошел никто в наполеоновской армии. И все же кое в чем с Ланном конкурировать было смертельно опасно. Молва гласит: в атаку маленький гасконец всегда шел в первом ряду, а то и впереди всех, в полной парадной форме со всеми регалиями и с… сигарой в зубах! «На поле боя в глазах солдат их командиры должны выглядеть так, как если бы они собрались на свадьбу», – пояснял он. За 17 лет военной карьеры его тело «украсили» шрамы от десяти ранений. По количеству ран среди высшего генералитета наполеоновской армии Ланна превосходил лишь Удино, на теле которого было 19 (или даже 34) шрамов от штыков, пуль и сабель врага; очевидцы диву давались, как маршал еще жив. Отвага Ланна граничила с безрассудством. Так, под Сарагосой он в яркой форме маршала стоял на краю окопа под ливнем вражеских пуль и диктовал приказы, несмотря на то что всех его адъютантов либо убило, либо ранило. При штурме Регенсбурга в 1809 г., когда солдаты начали топтаться перед стенами города, он сам схватил лестницу и кинулся на приступ. Он представлял тот счастливый тип людей, которые живут по принципу одного дня, зная, что завтра их могут убить.