Мысленно я уже составил отрицательный ответ и даже покачал головой. Но произнести «нет» не сумел. Не мог отказаться от этих двух молодых людей.

– Да! Я могу спасти его для тебя, Техути.

Я знал, обещать это – бессердечие. Определенность лучше ложной надежды, но я не мог вынести ее горя и отчаяния.

Я молча попросил богов простить мою ложь и начал битву с Сетом за душу Зараса.

Я точно знал только одно: действовать нужно быстро. Человеческое тело не в состоянии долго терпеть такую боль.

Мне нечем было руководствоваться. Ни один врач на свете ни разу еще не решался зайти так далеко, как задумал зайти я.

У меня оставался всего один сосуд с настойкой красного шеппена. Его хватит, чтобы держать Зараса в беспамятстве час. И мне понадобится все это время.

Придется вскрыть Зарасу живот и найти, где поранены внутренности. Потом зашить разрез. Потом вымыть все злые соки, вышедшие из кишок в живот.

К счастью, как и все мы, после выхода из пещеры Майя Зарас ел очень мало. У нас было мало еды, и я строго следил за тем, чтобы порции оставались небольшими. Кишки Зараса не были забиты отходами. У меня были настой ивовой коры и кедровый сок, но недостаточно, чтобы промыть живот от яда. Самым действенным средством оставалось прокипяченное вино. Но и его был лишь небольшой мех. Мы с Техути вымыли руки под маленькой струйкой этой драгоценной жидкости.

Я давно обнаружил, что жара уменьшает выделение соков, если не прекращает совсем. По моим указаниям двое наших людей поставили на огонь большой котел с водой. Когда вода бурно закипела, я окунул в нее бронзовые хирургические ножи, иглы и нить из кишок для шитья.

Потом влил Зарасу в горло еще одну порцию красного шеппена. Техути тем временем протирала ему живот прокипяченным вином.

Потом сильные воины снова прижали Зараса. Я сунул ему между зубов сложенный вдвое клочок кожи, чтобы зубы не треснули и не сломались, когда он стиснет их от боли. Все было готово. Больше предлогов откладывать операцию не было.

Первый разрез я сделал от пупка до лобковой кости. Зарас закричал и замотал головой.

Я показал Техути, как держать рану раскрытой, вставив пальцы в мой разрез и растягивая края. Теперь я мог ввести обе руки до запястий в брюшную полость. У меня в сознании была картина того, как проходил меч, как будто он пронзил мое тело, и я действовал сообразуясь с этим представлением.

И почти сразу нашел в одной из скользких кишок разрез длиной в мой мизинец. Из разреза вытекали зловонные остатки переваренной пищи.

Я зашил разрез кишечной струной, делая бронзовой иглой аккуратные стежки. Потом взял скользкую кишку и сдавил обеими руками, чтобы убедиться – других разрезов нет. Мой шов не пропускал жидкость, но нажим заставил коричневую мутную слизь показаться из трех других разрезов глубже в кишках.

Я зашил эти меньшие разрезы, по возможности быстро, но надежно. Я видел, что от жестокого лечения, которое мне пришлось применить, Зарас слабеет.

К тому времени как я убедился, что не пропустил никаких разрезов, оставленных мечом, мы с Техути привыкли к запаху испражнений. Тем не менее этот запах постоянно напоминал мне, как важно вымыть все злые соки из тела, прежде чем я зашью разрез в животе. Все, что так отвратительно пахнет, не может не быть злом.