— Я слышала, убийца использовал какое-то странное орудие преступления, — сказала я, понимая, что шансы получить ответ невелики.

— А вот об этом в вечерних новостях точно не расскажут, — ответила Таллок с тенью улыбки.

Завернув на мою улицу, она прижалась к бордюру. Я взялась за дверную ручку, нажала… Сейчас или никогда.

— Простите, что я так облажалась, — сказала я. — Я понимаю, что эта женщина могла бы выжить, если бы я не считала ворон.

Убрав руки с руля, Таллок развернулась ко мне.

— Ты о чем?

— Если бы я заметила, как он нападает, я могла бы его остановить. И даже если бы опоздала, то хотя бы смогла его опознать.

Она медленно кивнула.

— Не исключено. Или же у меня на руках были бы две мертвые женщины, а полиция Саусварка лишилась бы одного офицера.

Таллок провернула ключ в зажигании, и мотор заглох.

— В любом случае, — продолжала она, — собаки унюхали его след в том переулке, откуда ты вышла, помнишь ведь? Он услышал тебя и побежал в обратную сторону. А значит, он нанес ранения и бросил ее умирать задолго до того, как ты там появилась.

Она была права. Об этом я не подумала. Ну, слава богу.

— Лэйси, даже не думай винить себя за то, что случилось с Джеральдиной Джонс. Забудь об этом. И как следует отдохни.

Я не виновата. Джеральдина Джонс умерла не из-за меня. Я вышла из машины, поблагодарив Таллок. Она сказала, чтобы я приезжала в Льюисхэм в понедельник утром, и уехала, как только дверца автомобиля захлопнулась. Взглядом проводив серебристый «мерседес» до поворота, я остро испытала это странное чувство, когда остаешься не у дел.

Я ничего не могла поделать. Я всего лишь свидетельница, а не следователь. И вот я наконец-то дома. Таллок права: мне нужно отдохнуть.

А жизнь продолжалась без меня, и вечерний воздух золотился тем неповторимым светом, который бывает лишь в сентябре. Грех сидеть в такой вечер дома одной. Даже в моей ситуации. Я зашла домой, быстро приняла душ — и через полчаса уже была готова к новым свершениям. Надо же как-то наверстывать упущенное.

Или нет. Все-таки на верхней ступеньке лестницы, ведущей в мой подвал, далеко не каждый день стояла непричесанная девица в розовой куртке, а именно эту картину я застала. Девица как будто не решалась приблизиться. Она вздрогнула, когда я отперла дверь, отошла в сторонку и дождалась, пока я к ней поднимусь.

— Лэйси, — вдруг обратилась она ко мне, хотя я точно видела ее впервые в жизни. — Можно вас на минутку? Я хочу кое-что рассказать насчет вчерашнего убийства.

— Простите, мы знакомы?

Девушке было немного за двадцать, и смотреть на нее — поверьте, я вынуждена это сказать — было весьма неприятно. Крашеные черные волосы, смазанные каким-то сомнительным жирным гелем, густой слой румян на подбородке, призванный скрыть россыпь прыщей. В левом ухе я насчитала шесть сережек-гвоздиков. Правого уха у нее не было. Шрамы от ожога, тянувшиеся по желвакам, справа выглядели особенно страшно.

— Меня зовут Эмма Бостон, — сказала она. По голосу ее можно было бы принять за пожилого курильщика. — Я занимаюсь этим убийством. И у меня для вас есть информация. Давайте зайдем внутрь.