- Мы почти у цели, лирэль, - хрипло повторял Ланкеш, выдёргивая меня из забытья. – Почти у цели. Скоро нам помогут.

Мне кажется, этот переход через Мрак я пережила исключительно из упрямства. Я не верила, что смогу спастись от Сен-Лура. Но я спаслась! И глупо было бы погибнуть буквально в двух шагах от помощи.

Ланкеш не предупредил, что выходит из Мрака и мир обрушился на меня оглушающей, сбивающей с ног лавиной свежего дурманящего воздуха, красками, запахами, звуками. Глотнув воды и проглотив что-то настолько сладкое, что свело скулы, я огляделась. Мы стояли у подножия покатой горы.

Приблизившись к ней вплотную, я смогла разглядеть барельеф в виде арочных врат с неизвестными письменами.

Ланкеш произнёс несколько слов на неизвестном наречии и барельеф вдруг проступил отчётливее. Словно стремился к нам навстречу, прямо из скалы!

- Чего мы ждём? – спросила я, оглядываясь.

- Сейчас увидишь, лирэль, - спокойно ответил наг.

И я увидела их!

Наги! Они вышли из скалы!

И оказались мужчиной и женщиной! В золотых доспехах с крылатыми шлемами, вооружённые короткими копьями и посохами.

- Молчи, лирэль, - тихо сказал мне Ланкеш. – Это Хранители Священного под’Земелья. Об этом месте знают только наги.

Я поспешно кивнула и отступила на шаг, склонив голову. Взгляды Хранителей назвать добрыми было нельзя.

- Ланкеш Тахшахаш, сын Кирьяна, - представился мой спутник, приближаясь к ним и складывая руки у груди в ритуальном жесте. – Наследник Клана Золотых Песков. Нам нужно пройти через Врата Душ.

- Мы знаем, кто ты, - ответил наг. – За тобой по пятам идёт смерть. Уходи.

Будто в подтверждение его слов горизонт прорезала кровавая молния. Отблески охватившего лес пожара жадными языками облизали небеса.

Я закрыла рот ладонью.

Сен-Лур не просто в ярости.

Он обезумел.

- Уходи! – сведя вместе чёрные брови, повторил Хранитель. – Уходи, сын Кирьяна, ты не смеешь подвергать под’Земелье опасности!

- Хватит и того, что ты привёл сюда чужачку! – гневно прошипела нагини.

Несмотря на ужас, сковавший моё сердце, я невольно залюбовалась ей, такой статной, такой величественной... Когда вся твоя жизнь – агония безысходности, способность ценить прекрасное, пусть и мимолётное, и быстротечное, приходит сама собой.

Нагини бросила на меня недовольный взгляд, и, сжав зубы, отвернулась.

- Уходите! – бросила она.

- Мы пройдём, - тихо сказал Ланкеш таким тоном, что я поняла: мы действительно пройдём. Хотят того Хранители, или нет.

- Твоя дерзость превышает границы дозволенного, сын Кирьяна!

- Это недопустимо!

Вместе с гневным окликом нага серая скалистая порода перед нами вдруг покрылась барельефами других нагов. С оружием и без, с кобровыми капюшонами. С одной головой, трехголовые, шестиголовые… Двурукие, четырёхрукие, шестирукие... Древние, как само Время.  Барельефы, но барельефы эти пребывали в движении, покачивались на свитых кольцами хвостах. И несмотря на то, что они были камнем, у них светились глаза! Голубые, в которых, как у Ланкеша, плескалась вода, жёлтые, зелёные, как у ненавистного драконьего племени, карие, огненные и чёрные, сливающиеся по цвету с вертикальным щелевидным зрачком…