Мы остались в предбаннике и, приоткрыв дверь, наблюдали за происходящим.

Сквозь вой и грохот снарядов донесся рокот запускаемых моторов. И через какую-то минуту-две четыре "ила" одновременно пошли на взлет по двум бетонным полосам. Как стало известно позже, четыре штурмовика взлетели по приказу комдива. Вел группу комэск Иносаридзе. Им предстояло найти и подавить вражескую артиллерию. Взлетев, невзирая на артобстрел врага, они обнаружили аэростат, с которого корректировался огонь фашистской артиллерии, и сходу сбили его. А затем нашли и артиллерийские позиции, с которых враг обстреливал наш аэродром. После нескольких штурмовых заходов четверки "илов" дальнобойная батарея врага прекратила стрельбу. Благодаря быстрым и решительным ответным действиям фашистам не удалось нанести ощутимого урона нашему аэродрому. Обстрел длился минут двадцать. Несколько снарядов попало на летное поле, но ни одного не попало в бетонные взлетные полосы. Еще несколько снарядов угодило и в без того разрушенные ангары. Несмотря на то что техники на аэродроме было много, сгорел только один У-2 и повреждены еще три самолета, но не существенно. Тяжело был ранен инженер полка Каракчиев, а инженер дивизии Титов контужен.

Мартовское солнце клонилось к горизонту. Последние самолеты, пришедшие с задания, садились на широкую бетонку.

Генерал Александров стоял на гранитных ступенях крыльца командного пункта и наблюдал за садящимися "илами". Последний самолет плавно коснулся посадочной полосы. Генерал проводил его удовлетворенным взглядом. Еще один боевой день был закончен.

Он повернулся, чтобы идти на КП, и тут я перехватил его.

- Товарищ генерал-майор, младший лейтенант Ладыгин, разрешите обратиться?

Он пристально посмотрел на меня.

- Что, опять рапорт?

- Так точно, товарищ генерал,- несколько озадаченный его проницательностью, ответил я.

Ничего не сказав, он повернулся и быстро пошел к лестнице, ведущей на второй этаж, где располагался командный пункт дивизии.

Я кинулся за ним. Генерал сел за стол. Рядом стояли несколько штабных офицеров. У окна, сложив руки на груди, стоял начальник политотдела дивизии.

Генерал посмотрел на меня и с серьезным видом сказал:

- Полковник Калугин, вот Ладыгин пришел к тебе на меня жаловаться.

Все присутствующие обернулись в мою сторону. А начальник политотдела, шагнув ко мне, спросил:

- В чем дело, Ладыгин?

- Я товарищу генералу рапорт хотел подать, а он не берет.

- Какой рапорт? О чем? - спросил полковник.

- Да вот все на "илы" рвется,- пояснил генерал. Он поднялся и зашагал по комнате.

- Ладыгин, ведь есть заключение медкомиссии.

- А мне, товарищ генерал, стыдно своим товарищам в глаза смотреть. Все они воюют, а я на У-2 пиляю, как сачок. Прошу вас, возьмите мой рапорт.

Комдив недовольно поглядел на меня и уселся опять за стол.

- Не знаю, не знаю... Имей дело с врачами,- отмахнулся он от меня. - Они тебе запрещали летать, пусть они тебе и разрешают.

- Товарищ генерал,- взмолился я,- да вы хоть напишите на моем рапорте, что вы не против, чтобы я поехал на комиссию,- и протянул ему рапорт.