– Я только глянуть…

– Насмотришься еще, даже надоест. Что ж ты натворил, Мишаня? Разве можно у подранка на пути становиться? Счастье твое, что он уже чуть жив был: ударил и сам упал тут же. Потому, наверно, и удар неверным оказался. Повезло. И еще раз повезло – пес у тебя умница. Сюда прибежал и меня к тебе привел. А потом третий раз повезло, когда я его с твоей шапкой домой отослала, он твою подружку лекарку первой нашел. Она тебя, считай, из-за кромки и вернула, я бы не смогла. Везучий ты, Мишаня. Только сколько же можно везение испытывать? Рано или поздно везти перестанет. Ладно, отпей еще пару глотков и спи. Сон – лучше лекарство.

– Так за что же его боги любят, если он им не поклоняется?

– А сами боги себе поклоняются? Требы кладут, молитвы возносят?

– Так он, что… Бог?

– Глупостей-то не болтай! Мальчишка он. Может, немного необычный, но мальчишка. В каждом из нас есть частица бога, потому что мы – их потомки. А в нем, наверно, эта частица чуть побольше, чем у других. Вот и все.

– А может, кто-то из богов с его матерью согрешил? Вот и оберегает свое чадо.

– Нет, не чувствую я в нем ничего такого… Нет. Я бы заметила. Человек он. Смертный человек – сын смертных людей, только… Не знаю, как сказать… Есть в нем что-то такое… Ты, когда его лечила, ничего не заметила?

– Что?

– Нет, ты же первый раз… не с чем сравнивать. Потом, может быть, поймешь.

Голоса снова начали удаляться, становиться невнятными…

«Какую подружку Чиф нашел? Юльку? Но эту же Людмилой зовут. А голос похож…»

Додумать мысль Мишка не успел – уснул.

– Михайла! Просыпайся! Смотри, кого я тебе привез!

Голос дядьки Лавра вырвал Мишку из сонного покоя.

– Мишаня, сынок…

– Мама!

– Ань, ну что ж ты плачешь-то? Смотри – живой, здоровый!

– Да какой же здоровый? Ты посмотри на него! Мишаня, сынок, я извелась вся, что ж ты наделал? Пропал, ни слуху, ни духу. Потом Чиф твою шапку принес, не знали, что и думать…

– Мама, прости, не мог я иначе. Не хочу я в доме жить, где тебя обижают. Я деду с Немым еще припомню, как они тебя… А жить с ними вместе не буду. Ты не беспокойся, я уже поправляюсь. Баба Нинея говорит, что скоро вставать смогу.

– Да что ж ты говоришь такое, сынок? Разве ж можно так? Нельзя на родичей зло держать. А батюшка Корней чуть не умер. Ты же не знаешь: мы, когда в село вернулись, почти все заболели, а дед Корней тяжелее всех.

– Как заболели? Юлька же написала, что можно возвращаться!

– Да вот так, заболели. Болезнь, оказывается, не прошла, просто все переболели, но умирали почти одни только старики. А кто выздоровел, тот снова уже не заболевал – такая болезнь. Несколько дней человек в жару лежит, кашляет сильно, а потом на поправку идет. Только старики не выдерживали, и Настена не сразу разобралась, как правильно лечить. А когда мы вернулись, она уже все про эту болезнь знала, даже деда выходила, хоть он и старый. Он да еще староста Аристарх Семеныч теперь самые древние у нас, старше никого не осталось.

– И ты болела?

– И я, но не сильно, дней пять всего…

– И малышня?

– И они тоже, но сильнее всех дед Корней. Он до сих пор слаб и кашляет еще. Он в бреду все тебя поминал, все хотел идти искать. А как в себя пришел, сказал, что тебя в лесу не найти, но как холода настанут, ты сам на пасеку придешь, чтоб в тепле быть. Туда и собирался за тобой идти.