«Наверняка эти люди не хуже самого Рябова знали его расписание и были в курсе того, что после работы он возвращается в пустую квартиру. Значит, как минимум до утра у них была временная фора и возможность «замести следы». Да и пистолет этот. Пока непонятно, откуда он взялся. У Рябова было разрешение? В досье об этом ничего нет. Похоже, нужна санкция на обыск. Представляю, как обрадуется генерал».

Кроме вопроса о пистолете, беседа с домработницей выявила и некоторые другие обстоятельства, которые Гурову сразу захотелось прояснить, хотя они и не имели непосредственного отношения к самоубийству чиновника из Минобороны.

Например, очень подозрительным показалось ему несовпадение образа «тихого спокойного мальчика», жениха Ольги, описанного домработницей, и дебошира, которого переводят из камеры в камеру за то, что он не может ужиться с другими заключенными. Что могло скрываться за этим расхождением?

Инстинктивно Лев чувствовал, что связь между этими тремя смертями — жениха, дочери Рябова и его самого — не только в том, что погибшие — близкие люди. Опытный полковник за событиями, для всех очевидными, улавливал скрытый подтекст и понимал, что не сможет успокоиться до тех пор, пока смысл этого подтекста полностью для него не прояснится.

Поэтому, возвращаясь в Управление, он уже предчувствовал проблемы.

«Если Орлов узнает, что я начал «копать», сразу встанет на дыбы. Надо поосторожнее. Партизанскими методами. Дело и впрямь неприятное, а реальных фактов у меня пока нет. Да и неизвестно, будут ли. Даже если и есть какие-то «нюансы» по этому самоубийству, откровенничать точно никто не станет. Не говоря уже о том, что я пока еще и не настолько в курсе дела, чтобы «нужные» вопросы задавать. Для начала попробуем выяснить, что там с этим убийством в СИЗО и самоубийством дочери. А от этого уже будем «плясать».

В Главк Лев прибыл, когда рабочий день уже подходил к концу. Необходимо было выяснить, у кого находятся в разработке интересующие его дела, и проще всего было бы обратиться с этим вопросом непосредственно к генералу Орлову. Но он хорошо понимал, что в сложившихся обстоятельствах расспросы о том, кто проводил дознание по факту самоубийства Ольги Рябовой и у кого сейчас находится дело по убийству в СИЗО, у начальства вызовут только ненужное раздражение, поэтому решил выяснить это, пользуясь «личными каналами».

Пообщавшись с коллегами и задав как бы невзначай несколько наводящих вопросов, Гуров вскоре уже знал, куда ему обращаться.

Постучав в знакомый кабинет, он, не дожидаясь специального приглашения, вошел к коллеге и старому знакомому Владимиру Зимину.

— Здорово, Володя! Как жизнь молодая?

— Вообще-то собирался домой, — усмехнулся Зимин. — Но, похоже, поторопился. Ты ведь просто так не заходишь.

— Угадал. Но постараюсь не задерживать. Вопрос у меня, в общем-то, простой. С месяц назад возникло тут у нас некое дело по суициду. Ольга Рябова. Слышал про такую?

— А, это, — сразу перестал улыбаться Зимин. — Да, было. Хотя восторга не вызвало ни малейшего. Рябова эта — из «папиных дочек». Отец ее где-то «в верхах» рулит. Так что, сам понимаешь, единственная моя мечта при начале этого дела была — поскорее его закончить. У меня стрессов и без того хватает.