— Ну, завтра так завтра. Ой, а какое сегодня число? Я имею в виду, когда нам уезжать?
— Ещё шесть дней осталось, успокойся.
Оксана и не подозревала, что Володя сегодня снова её покинет. Дома начала ласкаться, сеанс стриптиза устроила.
Как всегда, в самый неподходящий момент объявился Пётр.
— Машина у дома, даю минуту.
Володя оделся за десять секунд.
— Не переживай, я скоро, — бросил он на ходу Оксане.
Мотор уже работал, и не успел Володя закрыть за собой дверцу, как машина рванула с места.
— Шпана толкается у дома, полагаю, ждут полной темноты.
Темнело в Ялте быстро. Солнце доходит до горизонта, и возникает ощущение, что оно тонет в воде. И сразу — темно, как это бывает в горах.
— Они на машине приехали. Двое тебе уже знакомых болтаются на улице, осматриваются. Машина в переулке стоит, наши уже приглядывают — они в белом микроавтобусе «Форд».
Многие отдыхающие, особенно из соседних областей, приезжали на своём транспорте и оставляли машины во дворах хозяев, а то и на улице, номера можно было увидеть самые разные, даже с Урала, поэтому присутствие микроавтобуса блатных не насторожило.
Запищала рация.
— Седьмой, двое наблюдаемых перелезли через забор. Полагаю, началось.
— Блокируйте машину, водителя изолировать.
— Понял, конец связи.
«Десятка» въехала на улицу, где жил Мартьянов. В переулке стояла «Калина» с тонированными стёклами, возле неё — микроавтобус. Никаких движений, никакой борьбы.
Пётр пристроил машину впереди «Калины», подошёл к «Форду» и отодвинул дверь: на полу микроавтобуса лежал человек в наручниках.
— Володя, он ваш.
Из микроавтобуса стали выпрыгивать люди в чёрном и с оружием в руках. Остались только двое сотрудников — водитель и конвоир.
Володя уселся рядом с задержанным — мысли у того в голове просто бушевали.
«Я же ничего не успел сделать… Нас кто-то предал? И на ментов эти, в чёрном, непохожи. Хотя у русских не поймёшь, даже название — полиция. Если Червя и Буру повяжут, скажу, в первый раз их вижу. А не пахан ли нас сдал? Хотя зачем ему? Он же сам нас на этого терпилу навёл. Неделю эти двое за ним ходили, спрашивается, зачем? Курортников полно, за это время в карты обыграть, а то и ограбить нескольких можно. А потом слинять куда-нибудь — в ту же Керчь. А что это за мужик в цивильном рядом со мной сидит, глаза прикрыл? Следак?»
Пока у водителя не было ни одной ценной мысли, полезной информации для следствия, и Володя решил ускорить процесс.
«Ты сам-то кто?»
Водитель дёрнулся.
«А… кто в моей голове говорит?»
«Совесть твоя проснулась!»
«Не может быть!»
«Как зовут пахана, где живёт?»
«А вот чёрта лысого скажу!»
«Мучиться будешь!» — Володя напрягся.
Водитель уголовников задёргался, замычал.
— А, голова раскалывается! — явственно произнёс он.
— А хоть бы и раскололась, невелика потеря! — ответил конвоир.
Водитель завыл в голос, и спецназовец удивленно спросил:
— Чего это с ним?
— Муки совести одолели. Покаяться хочет, подельников сдать, — усмехнулся Володя. — Не будет говорить — парализует. В суд-то, может, и не попадёт потом: кто в зоне за ним ухаживать будет? Под себя гадить будет, так в дерьме и умрёт.