Когда все четыре полосы оказались наложены друг на друга и слегка прокованы, по знаку кузнеца к ним подскочили два помощника, и они все вместе, вчетвером, подтащили получившуюся массивную заготовку к валкам. А Питер в этот момент уже закончил снова загружать плавильню…

Вечером Аким долго лежал без сна, вертя в голове весь увиденный процесс. Он пока еще не понял, для чего делаются кое-какие операции, не знал состава всех тех присадок, что кидали в плавильню во время плавки, но уже начинал потихоньку представлять себе весь процесс. Умение видеть и понимать, что происходит с металлом, которое тогда буквально снизошло на него в кузне отца, после того как он отковал свой первый топор, за эти годы никуда не делось. Оно только еще сильнее развилось и сейчас помогало ему понимать многое из того, что ему здесь никто и не собирался объяснять.

— Эй… паныч, — вдруг послышался шепот из-за стенки. Причем шептали по-русски.

Аким встрепенулся. Он наплел хозяину, что совсем издержался, и тот разрешил ему переночевать здесь, в том самом сарае, где он сегодня работал. А с другой стороны этой стены на куче угля под навесом ночевали остальные русские.

— Я не паныч, — зашептал он в ответ. — Я тоже русский, Акимом зовут, и… вы уж простите, братцы, что я так. Иначе со мной тут и разговаривать не стали бы.

— Ничто, Аким, — отозвались из-за стены. — Ты ничего, не замай. Делай чего надо. Уж больно нам хоца этого гада-хозяина обдурить. А то он, гад, нас совсем загонял. Мы уж и уйти хотели, а он сказал, что раз московиты у него его секрет вызнать хотели, то мы теперь на него до самой гробовой доски работать должны. А ежели мы только уйти вздумаем, то он нас быстро бейлифу сдасть. Вот мы и маемся, нешто каторжане какие. А он, гад, денег нам не платит и еще кормит как собак, чего если бросит, то и едим…

Так прошел месяц. Аким работал на этой плавильне уже вполне самостоятельно. В принципе весь процесс был ему почти совершенно ясен. Кое-какие затруднения доставлял только состав шлака, который, предварительно увлажненный, закидывал в печь Питер. Но и его Аким уже в принципе прикинул, просто подсчитав, сколько и каких мешков привозили хозяину каждую неделю. Так что теоретически можно было бы и двигать обратно в Лондон, где доложиться Тимофею и спокойно дожидаться корабля на родину. Но Аким все никак не мог оторваться. У него в голове все время крутились разные мысли. Сталь-то здесь получалась да, добрая, и даже очень, но временами больно зернистая. И он все время напряженно размышлял над тем, как сделать ее более однородной. А кроме того, у него в голове бродили и еще кое-какие мысли…

И, как всегда, когда он «болел» очередным секретом, он не слишком внимательно смотрел по сторонам. Поэтому, когда Аким однажды утром шел к сараю, направляясь на утреннюю плавку, он даже не заметил, как один из заказчиков, приехавших к хозяину, проводил его каким-то странным, долгим взглядом…

— Ты!

Аким резко обернулся. Плавка была в самом разгаре, и он только что закончил очередной раз шуровать в чугунной ванне железной палкой с крюком. Прямо за его спиной стоял разъяренный хозяин.