Но и отказаться от попытки избавиться от подобной угрозы — также было глупо. Ибо, чего бы я ни добился, как бы ни двинул экономику и промышленность, в любой момент все могло пойти прахом только потому, что крымскому хану срочно понадобились рабы для своих рынков. И потому побрели бы все мои инженеры, лекари, мастера-литейщики, стеклодувы и остальные, в кого я уже вбухал и еще вбухаю столько сил, времени и денег, на юг, в Кафу, на невольничий рынок, чтобы занять место тупых гребцов на турецких галерах. Либо их просто вырезали бы, чтобы не путались под ногами у ценного по-настоящему полона — молодых русских девчонок и мальчишек, которых за большие деньги раскупают в свои гаремы ценящие юную красоту турецкие, египетские и тунисские беи…
Так что мне предстояло пройти по лезвию ножа. Потому что если я ошибусь и не справлюсь, то это означало почти стопроцентно поставить Русь под удар османов, на чем историю мой страны можно будет и закончить…
6
Тимофей сидел у бойницы и с тревогой прислушивался к выстрелам, звучащим с той стороны городской стены, у ворот. Пока они, слава богу, доносились слитно и мощно… а вот ударили и пушки.
— Ну как там? — послышался голос Бузыки, молодого шустрого стрельца, сидящего через одну бойницу от Тимофея, которому их бездействие, когда рядом с ними идет тяжелый бой, было поперек характера.
— Цыть, глупота, — отозвался от той бойницы, что была в наружной стене, сотский Меркушин. — Сказано было — нишкни. Молчать, будто тебя здесь нет.
— Да мочи ж не-эт… — страдальчески протянул Бузыка. — Так руки и чешутся басурманам наподдать…
— Вот непонятка… — Голос сотского звучал сердито, но в нем чувствовалась некая нарочитость. А и то, ну как басурмане могут услышать тихий разговор изнутри крепостной стены, да еще и в грохоте ружейных залпов… — Да держатся наши, держатся. Эвон басурмане ужо назад покатились…
— Знать, побили мы их! — обрадованно воскликнул Бузыка.
— Да цыть же, дурной, голос-то сдерживай. А побить мы их еще не побили. Это они только на время отскочили. Когда нахрапом гуляй-город[44] взять не смогли. Он для них еще после Молодей[45] хуже горькой редьки. А сейчас спешатся и тогда-то уж полезут густо…
Бузыка поежился, покрепче перехватил свою пищаль и несколько неуверенно пробормотал:
— Ничего, вот мы им ужо…
Тимофей окончил цареву школу этой весной. За то время, что он учился, Тимофей превратился в высокого и стройного парня с пропорциональной фигурой, хорошо развитой мускулатурой и спокойным, но внимательным взглядом серых глаз. В прошлом годе мать уже начала хлопотать, подыскивая ему невесту, ибо они теперь были уже не горемыками-однодворцами, а владельцами вполне крепкого поместья в пять крестьянских дворов. В которых к тому же обработка земли шла по самой передовой технологии… То есть этих слов ни Тимофей, ни кто другой не знал и не говорил, а говорили обычно так: «Как в царевой Белкинской вотчине». И всем сразу было понятно, что это круто, и вообще все кричат «вау!»…