— Вернон, — говорила тетя Петуния дрожащим голосом, — посмотри на адрес — откуда они могли узнать, где он спит? Ты же не думаешь, что за нами следят?

— Следят — шпионят — может быть, даже подглядывают, — дико бормотал дядя Вернон.

— Что же нам делать, Вернон? Написать им? Сказать, что мы не желаем…

Гарри видел, как сияющие черные туфли дяди Вернона шагают взад-вперед по кухне.

— Нет, — наконец решил дядя Вернон, — мы не будем обращать на это внимания. Если они не получат ответа… Да, так будет лучше всего… мы ничего не будем делать…

— Но…

— Мне не нужно ничего такого в моем доме, Петуния! Разве мы не поклялись, когда оставили его у себя, что будем выжигать каленым железом всю эту опасную ересь?

Вечером, вернувшись с работы, дядя Вернон совершил нечто, чего никогда раньше не делал; он посетил Гарри в его буфете.

— Где мое письмо? — выпалил Гарри, едва только дядя Вернон протиснулся в дверцу. — Кто это мне пишет?

— Никто. Это письмо попало к тебе по ошибке, — коротко объяснил дядя Вернон. — Я его сжег.

— Ничего не по ошибке, — сердито буркнул Гарри, — там был написан мой буфет.

— ТИХО! — рявкнул дядя Вернон, и с потолка свалилась пара пауков. Дядя несколько раз глубоко вдохнул, а затем заставил себя улыбнуться, что вышло у него довольно неудачно.

— Кстати, Гарри…по поводу буфета. Мы с твоей тетей считаем… ты уже такой большой… тебе тут неудобно… мы думаем, будет хорошо, если ты переедешь во вторую спальню Дудли.

— Зачем? — спросил Гарри.

— Не задавай лишних вопросов! — гаркнул дядя. — Собирай свои вещи и побыстрее!

В доме было четыре спальни: одна принадлежала дядя Вернону и тете Петунии, вторая служила комнатой для гостей (чаще всего в ней останавливалась Маржи, сестра дяди Вернона), в третьей спал Дудли, а в четвертой хранились вещи и игрушки Дудли, не вмещавшиеся в его первую комнату. Гарри потребовалось одно-единственное путешествие на второй этаж, чтобы перенести туда всё своё имущество. Он присел на кровать и осмотрелся. Практически все вещи в комнате были поломаны или разбиты. Всего месяц назад купленная видеокамера валялась поверх игрушечного танка, которым Дудли как-то переехал соседскую собаку; в углу пылился первый собственный телевизор Дудли, разбитый ногой в тот день, когда отменили его любимую передачу; здесь же стояла большая птичья клетка, где когда-то жил попугай, которого Дудли обменял на настоящее помповое ружье, лежавшее на верхней полке с погнутым дулом — Дудли неудачно посидел на нем. Остальные полки были забиты книгами. Книги выглядели новыми и нетронутыми.

Снизу доносился рев Дудли: «не хочу, чтобы он там жил… мне нужна эта комната… выгоните его…».

Гарри вздохнул и растянулся на кровати. Еще вчера он отдал бы что угодно, лишь бы получить эту комнату. Сегодня он скорее согласился бы снова оказаться в буфете, но с письмом, чем быть здесь наверху без письма.

На следующее утро за завтраком все вели себя неестественно тихо. Один Дудли кричал, вопил, колотил отца палкой, пинал мать ногами, притворялся, что его тошнит, и даже разбил черепахой стекло в парнике, но так и не получил назад своей комнаты. Гарри в это время вспоминал вчерашний день и проклинал себя за то, что не прочитал письмо в холле. Дядя Вернон и тетя Петуния бросали друг на друга мрачные взгляды.