- Вторым?! – как второгодник из школы для олигофренов, промямлил мой любопытствующий конкурент в обладании вдовой, – Откуда второй? А первый? Где тогда первый? – растерянно поинтересовался подпол.
- У тетки моей в Саратове воспитывается. Чтобы нам не мешать. Дело-то молодое! – и я по-товарищески подмигнул товарищу подполковнику.
- Свободен! – рявкнул внезапно осерчавший Колмыков, швыряя по столу в мою сторону доведенный мною до кондиций отказняк.
До Вадима Юрьевича, кажется, дошло, что над ним нещадно глумятся.
Забрав подшивку и приложенные к ней свои бумажки, я молча удалился.
Ощущения, что я бросил тень на вдовью честь мадам Мордвинцевой, у меня не было. Барышня хотела эпатажа, ну так пусть и кушает его полным ситечком. Так-то я ее понимал. С моей посильной помощью ее фантомные оковы пали и, отвязавшись, вдова решила порезвиться, тираня недругов. И ничего предосудительного в этом я не видел. С другой стороны, я ведь тоже не юноша бледный, со взором горящим. Быть потешной болонкой под ногами экзальтированной дамочки мне, битому-перебитому волчаре, было бы как-то стремно. Хоть и волнительно. Но, опять же, с высоты предыдущей мудрости я не просто понимал Софу, я ей сочувствовал и по-любому был на ее стороне.
Бедняжка два с лишним года страдала не только от потери близкого ей человека. Над ней довлели еврейские родственники со своими дурацкими представлениями о жизни и о морали. Плюс еще какие-то ее собственные глупые условности и чудовищная плотская неудовлетворенность. Ее, вдобавок, то и дело пытались некорректно затащить в койку всякие там аморальные типы и кобелирующие личности. Навроде вот этого хлыща в сшитой на заказ фуражке. Кстати, надо будет и себе такую же справить..
Внезапно и совсем уж некстати мелькнуло в голове пикантное воспоминание. Как сам я, не далее, как вчера задирал Софе подол и торопливо стаскивал с нее исподнее, уперев несчастную вдову носом в стол. Но я быстро отогнал эти нехорошие мысли. Как не вполне уместные в данный конкретный момент. Сравнивать себя, совсем не такого, с, безусловно, «таким» подполковником Колмыковым мне показалось кощунственным. Ибо каждый думает, что он не каждый. Само собой, я же не каждый! Тут ведь, самое главное, так это самому себе все правильно объяснить. Про себя самого. Н-да…
В кабинете надрывался телефон, значит, Тиунова на месте не было. Я поднял трубку. На мое междометие на том конце отреагировал Вова Нагаев. Друг сообщил, что просьбу мою он выполнил, гильзу, капсюли и порох у Толика забрал. И тут же напряг меня, поведав, что сегодня Локтионов ночевать будет в своей квартире, так как он отпросился из больнички домой на побывку. Чтобы помыться и постираться. И, что стираться и, наверное, мыться он будет при помощи своей подруги. Которая заявится к нему после работы и аж до самого утра. По всему выходило, что ночлега на локтионовской хате мне сегодня не видать. Вариантов было всего два. Либо ночевать в общаге, либо у Софьи.
В беспокойную общагу с общественным сортиром мне никак не хотелось. Получалось, что этой ночью я опять буду квартировать у знойной Софы. Перспектива провести без сна вторую ночь страшила, но я всё же надеялся на гуманизм вдовы. Договорившись с Нагаевым, что заеду к нему сегодня вечером на опорный, я перезвонил Мордвинцевой. Набившись на постой, я предупредил, что зайду к ней в универмаг после работы и попросил ее меня дождаться. Использовать вдову я решил сегодня в полной мере. Помимо ее роскошного белого тела, ужина и ночлега, я рассчитывал еще и на ее автомобиль. Переться через весь город к Вове, а потом еще долго возвращаться обратно на общественном транспорте мне не хотелось. Просто было жалко и сил, и ног, и времени. Судя по взыгравшему голосу Софы, она еще мной не натешилась и моим присутствием в своей койке вроде бы пока еще не тяготилась.