Фолдер. Пока еще жив, мистер Коксон.
Коксон (рассеянно). Рад слышать. Теперь о деле. Я не хочу совершать ничего, выходящего за рамки обычного. Это не в моих привычках. Я человек простой и хочу, чтобы все шло гладко, как следует. Но я обещал вашей приятельнице поговорить с хозяевами, а я всегда держу слово.
Фолдер. Мне бы лишь подняться на ноги, мистер Коксон. За свой проступок я заплатил сторицей, поверьте мне! Этого никто не знает. Говорят, выходя из тюрьмы, я весил даже больше, чем когда попал туда. Но они не могли взвесить, ни что у меня здесь (дотрагивается до головы), ни что здесь (со странным смешком дотрагивается до сердца). До вчерашнего вечера я думал, что тут у меня вообще ничего не осталось.
Коксон (сочувственно). Неужто у вас развился порок сердца?
Фолдер. О! При осмотре перед выходом меня признали здоровым.
Коксон. И вам подыскали место, не так ли?
Фолдер. Да. У очень хороших людей, которые все обо мне знали и были очень добры ко мне. Мне казалось, что все пойдет на лад. Но как-то совершенно неожиданно другие клерки пронюхали обо мне... Я не мог этого вынести, мистер Коксон, просто не мог, сэр!
Коксон. Успокойтесь, мой друг, успокойтесь!
Фолдер. После этого у меня была еще одна небольшая работа, но там я удержался недолго.
Коксон. Почему?
Фолдер. Я не хочу вас обманывать, мистер Коксон. Понимаете, у меня такое чувство, будто я должен бороться с какой-то силой, обступившей меня со всех сторон. Мне этого не объяснить: я словно опутан сетью. Когда я прорываю ее в одном месте, она сейчас же вырастает в другом. Когда нужно было представить рекомендации, я поступил не совсем правильно. Но что мне было делать? Нужна была рекомендация, и все. И от этого я был в страхе, и я ушел. Должен сказать, что я... я теперь все время боюсь. (Опускает голову и с удрученным видом склоняется над столом.)
Коксон. Я вам сочувствую, поверьте мне! А ваши сестры ничего не хотят сделать для вас?
Фолдер. У одной чахотка. А другая...
Коксон. Д-да. Она говорила мне, что ее муж не совсем доволен вами.
Фолдер. Я пошел к ним и застал их за ужином. Сестра, я знаю, хотела поцеловать меня, но муж посмотрел на нее и спросил меня: "Зачем ты пришел?" Ну, я спрятал самолюбие в карман и ответил: "Разве ты не подашь мне руки, Джим? Сестренка подаст, это я знаю". А он мне на это: "Послушай-ка, все это очень хорошо, но давай договоримся раз и навсегда. Я ждал, что ты придешь, и все решил. Я дам тебе двадцать пять фунтов. Забирай их и поезжай в Канаду". "Понимаю, - сказал я, - хороший способ отделаться от меня! Нет, спасибо. Держи при себе свои двадцать пять фунтов!" Вот что остается от дружбы после того, как побываешь там, где я был.
Коксон. Я понимаю вас. А у меня вы не возьмете те же двадцать пять фунтов? (Слегка волнуясь, так как Фолдер смотрит на него со странной улыбкой.) Не церемоньтесь. Я от чистого сердца.
Фолдер. Мне не разрешено уезжать из Англии.
Коксон. А, д-да! Ведь вас условно выпустили до срока. А поглядеть на вас, вы как будто сидели без конца!
Фолдер. На этой неделе я три ночи спал в парке. Рассвет там не такая уж поэзия. Но после того, как я встретил ее, сегодня я чувствую себя совсем другим человеком. Я часто думал о том, что мое чувство к ней - это лучшее, что есть во мне. Это что-то священное, и все же оно-то меня и погубило. Странно, не правда ли?