Но тут вылез один недостаток схемы с газоотводом, про который я в прошлой жизни ничего не слышал. Она оказалась очень чувствительной к качеству пороха, набитого в патроны.

Это системы со свободным затвором или с подвижным стволом могут стрелять патронами, снаряженными чем угодно. Хоть бездымным порохом любого качества, хоть дымным, хоть вообще серой от спичек. Но пулемет Мосина, как выяснилось, мог потреблять только патроны с порохом менделеевской фабрики. На любых других поршень обгорал через несколько сотен выстрелов. В общем, хорошим во всей этой истории было только то, что она произошла не во время японской войны, а заранее.

В конце девяносто девятого года посольский квартал Пекина оказался в осаде. Правда, наших и почему-то еще американских дипломатов там уже не было, но прочих европейских осталось вполне достаточно. Повстанцы начали использовать пушки, а европейцы собрали коалиционный корпус и высадили его в порту Дагу. Пока военные действия шли под прикрытием корабельных орудий, все было нормально, но при попытке развить наступление на Пекин коалиционные войска под командованием Сеймура потерпели то, что в английской прессе стыдливо именовали «временной неудачей», а по сути – самое настоящее поражение. Больно уж много было этих самых итэхуаней – по прикидкам наших наблюдателей порядка трехсот тысяч с допуском в плюс. Потом китайцы убили японского посла, и все державы, как с цепи сорвавшись, начали заваливать мое Министерство иностранных дел просьбами о помощи. Мол, где же непобедимые русские солдаты?

«В Маньчжурии», – от моего имени отвечал всем Гирс. Понимаете, заявлял он, там сейчас творится настоящий ад, Харбин в осаде, и войска с трудом удерживают оборону по линии железной дороги.

В какой-то мере он говорил правду – обстановка на КВЖД действительно была напряженной. А конце апреля девятисотого года вообще произошел совершенно вопиющий случай – китайцы как-то ухитрились подтащить к берегу Амура пушки и обстреляли Благовещенск. В ответ там вспыхнули погромы, плавно перешедшие в резню, а я в экстренном указе приказал, чтобы через месяц ни одного китайца, кроме тех, что работают на строительстве железной дороги, и их семей, севернее КВЖД, вообще не осталось. Методы выполнения приказа – на усмотрение местных воинских начальников. В ответ меня засыпали дополнительными заявками на патроны.

Императрица же Цыси, и до того вроде бы не блиставшая умом, под влиянием первой (и, немного забегая вперед, единственной) победы китайского оружия вообще рехнулась. Эта дура не нашла ничего лучше, как одним указом объявить войну всем европейским странам! И Японии заодно. Примерно неделю в Париже, Берлине, Лондоне и Токио офигевали, а потом начали собирать флот и армию вторжения. В Санкт-Петербурге тем временем группа дипломатов изучала вопрос: как, забрав себе северную Маньчжурию, ухитриться продолжить получать с Китая репарации, выкупленные у японцев? Адмиралы же продолжали капать мне на мозг насчет под шумок прибрать Ляодунский полуостров с Порт-Артуром, но успеха, естественно, не добились.