- Ужас и еще раз ужас, - ответил Петр Николаевич.
Вернулась Катя.
- Шептаться очень невоспитанно.
Она шутила, но мужчины молчали, поглощенные собственными переживаниями.
- Перейдем туда, - художник сигаретой показал в сторону двери, что скорее означало "отсюда". - Покалякаем.
- А я пока посуду помою, а потом вы меня посвятите? Я умею хранить секреты, могила.
Трогательно она держалась, ее муж этого не замечал.
- Значит, не дадите... - выдохнул из себя художник, когда они остались вдвоем.
- У меня нет.
- Дружба! Кого она интересует в эпоху атома! Кого может тронуть чужая беда. Вам все до лампочки, что не Пушкин и его окружение.
Петр Николаевич знал эти приступы гнева, когда художник порол злую чушь, не помня себя. А потом ни тени смущения и раскаяния, бородатый ангел с детской улыбкой. Бесполезно объяснять, что он вел себя как скотина. Он просто не знал, что на гостя не кричат, что деньги в долг просят, а не требуют, а если берут, то отдают. Ему вовремя не объяснили, а потом было поздно, он выплевывал эти истины. Он рано остался без отца, который погиб на Крайнем Севере, его воспитывала мать, хотя основное воспитание приходилось на школу, на двор, на эпоху и на случай. Плюс гены. Арсений обожал эту тему. "Ген гуляет", - говорил он и пригибал голову к плечу, как будто прислушивался. Иногда это был ген со стороны дедушки государственного служащего дореволюционных времен, иногда ген бабушки крестьянки или второго дедушки - морского волка, а нередко все гены гуляли вместе. У Арсения при этом был вид постороннего наблюдателя.
Сейчас он начал причитать:
- Ах, я дурак, идеалист, болван, мокрая курица.
Он кружил по комнате, по небольшому пространству, свободному от вещей.
- Что стряслось? Какая беда? Вы можете объяснить по-человечески?
Все-таки Петр Николаевич испытывал жалость к нему.
- Зачем? Что тогда будет? У вас появятся деньги? Но вы сказали, что у вас их нет. А нет - это нет. Это я испытал на собственной шкуре. Нет, и ни одна собака не даст. Вот так у вас "нет". Или как-нибудь по-другому? Ведь это надо иметь мужество - сперва сказать "нет", а потом "да". Но я вам ничего не буду объяснять. У вас на лице написано презрение, а презирать меня не за что. Я никого не убивал. Мне от вас больше ничего не надо, можете не волноваться. Даже если вы мне теперь сами предложите, я откажусь. Я уже отказываюсь. Надо быть гордым.
Петр Николаевич встал с намерением немедленно уйти. Хватит возиться с ним, он неблагородный, неблагодарный человек. Надо сказать: "Молодой человек, вы забываетесь". И уйти. Это неравноправная дружба, и с этим надо кончать.
А молодой человек выговорился и стал успокаиваться. Он уже готов был извиняться, свалив все на дедушку - государственного служащего и его гены.
- В Библии про это сказано, - сказал художник, поглядывая виновато. Как там, Петр Николаевич?
- Не про это.
- А про что? Если просят, дай...
- Просящему у тебя, дай и от хотящего занять у тебя не отворачивайся.
- Ясно. Сказать вам, в чем дело?
- Можете не говорить. Что-то раскопали.