Смотрю. Человек как человек. Ни рогов ни копыт. Даже симпатичный.

В полиции за фотки поблагодарили. Обещали объявить в розыск. Но мы-то знаем, как это у них обычно получается…

Кондратьев оборачивается ко мне.

— А ты кончай пить. Завтра тебе на допрос. Следователь — тот, что дело Андрюхи ведет, а теперь и покушение на тебя, в бой так и рвется. Дотумкали они все-таки одно с другим увязать. Хорошо еще про ваши с Коршуном гонки по пересеченной местности никто не знает. Хотел он дернуть тебя сегодня, да я попросил отложить малясь…

Вот так вот — взял и попросил… Какие интересные у меня приятели! Одному платят за то, чтобы он самые дикие версии строил, другой с «оборотнями в погонах» накоротке и о чем хочешь попросить их может. Опять-таки не ясна пока роль Коршунова. Кстати об этом типе. Вчера, пока пила с ним — только и делала, что занималась безостановочным самобичеванием, а он только знай нос воротил. А с утра протрезвела и разозлилась.

Если сероглазый Андрей Коршунову так дорог, где ж он был, когда парень на заскорузлой клееночке один-одинешенек валялся? Дела у них, понимаешь, имелись, разруливать их самая пора была! А мужик тем временем…

Мысли эти так и крутятся в голове, а потому, как только Коршун в очередной раз принимается наезжать на меня, бью ими наотмашь. Коршунов начинает вставать с кресла. Я выпрыгиваю из своего еще резвее. При этом тут же обегаю его так, чтобы этот здоровенный кожаный монстр в стиле хай-тек оказался между мной и разъяренным мужиком. Продолжаю задираться — терять-то мне нечего.

— И похоронили твоего друга на мои деньги, а так бы валялся в общей могиле с бомжами.

Коршунов все-таки кидается на меня. Кондратьев перехватывает его одним стремительным движеньем. Оба валятся на ковер, завязывается драка. Похожа она больше всего на возню, потому как оба не хотят бить друг друга всерьез, а просто вымещают на боках и спине приятеля свое дурное настроение. Стрельников в драке, которая происходит по сути прямо у него под креслом, участия не принимает. Сидит, качает ножкой. На физиономии презрение. Очевидно адресованное мне.

— Я вот никак не пойму ты просто дура или еще и сука?

— А что я, по-твоему, любой ценой должна беречь его чувства? А мои кто-то здесь планирует даже не то что беречь, но хотя бы учитывать?

— А они у тебя что ль есть?

Это хрипит с полу полупридушенный Кондратьевым Коршун. Майор, думая, что раз противник вступил в переговоры, то уже драться не будет, несколько ослабляет захват и тут же огребает кулаком в живот. Ну любит Коршунов это дело! Чуть что — кулаком в пузо. Но Кондрат — не я. Коршунову опять становится не до разговоров, и я переключаю свой гнев обратно на Стрельникова.

— Вы же все крутые ребята. Настоящие мужики. Каменные лица, стальные яйца. Подумаешь, какая-то то ли дура, то ли сука, то ли курица безмозглая перед носом крутится. Мы ей рассказывать ничего не будем. Зачем? Все равно ничего не поймет. Да и к чему ей вообще понимать, почему ее убить хотят? Зачем знать, за что убили того сероглазого, который вам всем вроде как друг, но никто из вас даже не явился в больницу, чтобы его вещи забрать…