— Ну уж это!.. — воскликнул Алик и захлебнулся.

— А что? — блеснул на него очками отец.

— Представляю себе: Ковпак… Вершигора… или Медведев… или Заслонов… Нет, это даже вообразить себе невозможно…

И все-таки постепенно он обшил их всех и даже Алика. У него была «линия» и даже какой-то «свой почерк», как утверждала Зося, которой только казалось, что этот «почерк» немножко слишком «фундаментален». Штуб отмалчивался, но понимал, в чем его беда: слишком набил он руку на генеральских мундирах с их «прикладом», для того чтобы хорошо сшить легкий костюмчик такому субтильному существу, как Зося. Понимал это и Сережа Колокольцев.

— Да вы не расстраивайтесь, товарищ комиссар, — сказал он как-то Штубу, — давайте лучше в шахматы сыграем. А машину можно закрыть скатеркой, и будет она вроде бы столик, даже изящный…

Машину закрыли.

Теперь на ней стоял телефон, и к этому телефону, придерживая треснувшее ребро ладонью, подошел Штуб и через дежурного заказал Курск — Управление, а потом квартиру майора Бодростина, чтобы позвонил начальнику. Затем он подволок швейную машину поближе к кровати и еще выкурил папиросу — уже рассветало, было слышно, как дети уходили в школу, как Тяпа не хотела надевать калоши, а Тутушка искала «вставочку».

— Ну зелененькая же, ну моя же! — сердилась она.

— Ты опять не спал? — спросила Зося, просовываясь в комнату мужа. — Опять курил всю ночь, да?

По квартире собаки гоняли кошку, она шипела и отбивалась когтями.

— Замолчите, а то всех сдам на живодерню! — крикнула им Зося.

Но они и ее облаяли — никто здесь никого не боялся.

— Что у вас хорошо, так это тишина и порядок, — сказал Штуб. — Действительно можно отдохнуть телом и душой.

— Я бы в библиотеку сбегала, — сказала Зося. — Еще вчера новые книги пришли. Посмотреть интересно.

Глаза Зоси алчно поблескивали.

— А ты тут полежишь, — попросила она, — так славненько. Ладно, Август?

Для здоровья она обкусывала капустную кочерыжку, не доеденную Тутушкой. В основном она питалась тем немногим, чего не доедали дети.

— Ладно, — сказал Штуб, — иди спокойно, я полежу. Снимай пенки со своей библиотеки. Но, если возможно, не зачитывайся до вечера.

— Ты остришь? — спросила Зося.

Она ушла, длинно зазвонил телефон. Штубу дали Курск. Платон Земсков или его однофамилец (Штуб улыбнулся сердито) находится тут, в районном доме инвалидов Отечественной войны, в каком именно — не уточнено.

— А уточнить — вы больные? — осведомился Штуб.

Слышимость была плохая, из Курска кричали:

— Вас слушают. Але, але!

— А сестра Земскова где? — заорал Штуб. — С ним?

Попозже слышимость стала получше, но товарищ, который был «в курсе», уже ушел. Тот, что сейчас взял трубку, посоветовал лучше прислать своего представителя.

— Ждите, приедет! — сообщил Август Янович.

Выпив принесенный Зосей чай и съев ради болезни бутербродик с «детским» салом, Штуб, кряхтя, занялся открыванием дверей. Сначала принесли газеты, потом тетка, поперек себя толще, явилась с молоком, и Штуб не знал, сколько взять на сегодня. После явились из «Электротока», а ребро болело, и даже голова кружилась от бессонной ночи. Наконец явился Терещенко, и теперь уже он открыл дверь Сереже Колокольцеву, с которым Штуб и заперся в своей комнате. Говорили они долго.