Какого-либо регламента и вообще установленного механизма, кажется, не существовало. Понятия кворума тоже не было. Сколько людей собралось — столько собралось. Обычно вече созывалось по воле органов городского управления, но бывало и по-другому: группа решительно настроенных горожан начинала бить в колокол, требуя решения по какому-нибудь экстренному поводу.
Голосование велось на глаз, вернее на ухо: за какое предложение громче кричали, то и считалось принятым. При этом меньшинство не имело права остаться при своем мнении — требовалось, чтобы приговор был единогласным. Возражающих принуждали к согласию побоями. Если мнения разделялись примерно поровну (такое случалось нередко), собрание могло разойтись на два веча — одно шумело на Софийской стороне, второе на Торговой. Распалив себя, оппоненты сходились в драке на Великом мосту, соединявшем городские части. Однажды власти были вынуждены даже разломать этот мост, чтобы предотвратить кровавое побоище.
Некоторые историки и беллетристы, романтически воспевая новгородские вольности, описывают вечевую систему как утраченный рай исконно русского народовластия, впоследствии задушенного Москвой. Но если это и была демократия, то весьма примитивного — можно даже сказать, дикого типа. От воли «черных людей», составлявших основную часть населения, на самом деле мало что зависело; да и не было у простолюдинов возможностей ни сформулировать свои требования, ни провести их в жизнь.
Вечевая форма управления была главной причиной внутренней нестабильности в феодальной республике. Со временем в Новгороде сформировалась целая индустрия манипулирования массовым сознанием, появились свои «политтехнологи». Возникли и специфические профессии, не встречавшиеся в других областях Руси.
У всякого влиятельного человека — боярина или богатого купца — имелись свои крикуны. Это были зычноголосые, хорошо организованные клакеры, способные переорать соперников на вече. При необходимости крикунов можно было и нанять. В случае чего эта группа поддерживала нужное решение не только луженой глоткой, но и крепкими кулаками.
Водились в Новгороде и так называемые ябедники — люди чрезвычайно опасные. Сговорившись между собой, ябедники начинали на вече возбуждать толпу против какой-нибудь заранее намеченной жертвы, обычно из числа городских богатеев. Часто возводили напраслину, благо возбужденная толпа не спрашивает доказательств. Заканчивалось тем, что двор обвиненного в злодействах человека громили, а имущество растаскивали. Потом за проявление «народной воли», выраженной на вече, карать было некого.
Но главной угрозой общественному спокойствию были коромольники. В отличие от ябедников, они затевали смуту не для того, чтобы нажиться на погроме, а чтобы прибрать к рукам власть в городе. Это были заговорщики, которые готовили и проводили вече таким образом, чтобы народ прогнал прежнюю администрацию и избрал новую. Новгородская история изобилует «конституционными переворотами» подобного сорта.
Другой особенностью политической жизни республики были