Вроде бы на этих осмотрах уже никого не отсеивали. Я о таком не слышал, хоть и все равно волновался. Если кто и мог попасть под жернова врачей, так это именно я. Слишком маленький, слишком щуплый, слишком не похожий на солдата. Даже частной армии.

Но врачи меня любили. Может, именно из-за всех тех качеств, за которые могли меня и турнуть. Так сказать, срабатывал материнско-отцовский инстинкт.

А может, им просто было все равно.

Отсев после медкомиссии не предполагался, зато предполагалось другое — рекомендации по введению новых бланков. Официально они оставались лишь именно рекомендациями, каждый мог отказаться.

И вот каждого, кто отказался, могли турнуть.

Но пока что врачи вели себя очень консервативно. Мне на этой базе не предложили еще вообще ничего. Особенно после тех процедур, что проделали со мной перед введением «Ходока». Да и другим, насколько я слышал, тоже не слишком везло с новыми бланками.

Это считали именно везением. Как я неожиданно для себя выяснил, многие появились на базе не для того, чтобы заработать денег или влиться в дружную семью корпорации, или стать настоящими солдатами. Достаточно много людей записались в СБ корпорации в тайной надежде на то, что получат здесь пакет новейших бланков, защищающих, спасающих, укрепляющих и предотвращающих.

Их надежды пока что не сбывались. Главврач, подождав, пока сержант закончит воспитание своих подопечных, все же ответил:

— Любой новый бланк — это всегда опасность. На одной стороне весов опасность от его использования. На другой — опасность не использовать его или использовать не вовремя. У нас здесь очень хороший штат и очень хорошие врачи. Они умеют принимать взвешенные решения. Поверьте мне, то, что будет для вас жизненно необходимо или обеспечит ваше выживание в бою, будет вам предложено. Но не более. От излишеств, знаете ли, умирают. Что бланки, что обжорство — все равно. Все хорошо в меру.

Взвод молчал.

Даже если кто и был не согласен, все помнили предупреждение сержанта. И, похоже, это молчание врача вполне устраивало.

Устал он, видимо, от диспутов с коллегами.

Так что я не ожидал ничего необычного от этого осмотра. Всего лишь еще одна формальность. Приятная, надо сказать. Всегда очень приятно знать, что за тобой кто-то присматривает, заботится, пусть и просто по долгу службы.

Сегодня меня решили удивить.

Главврач подошел к сержанту в самом конце осмотра и сказал:

— Скажите, а не оставите ли вы мне вот этого юного бойца? Мне нужно провести еще кое-какие проверки, но не хотелось бы задерживать остальных. Пришлю в расположение взвода, как только он освободится, в лучшем виде.

— Конечно, — тут же отозвался сержант. — Юрий, поступаешь под командование врачей. Чтобы все приказы выполнялись беспрекословно!

— Так точно! — только и ответил я. Вскочить навытяжку не представлялось возможным — с меня, лежащего на кушетке, сняли еще не все присоски с проводами, которыми я оставался опутанным последние пятнадцать минут.

Врач завел меня к себе в кабинет и молча указал на кресло для посетителей.

Хороший такой кабинет, уютный. Лучше, допустим, чем тот, в котором сидел Петр Семенович. Чувствовалась разница — безопасник в своем кабинете только «бывал», а главврач здесь работал. Проводил очень много времени. И чувствуется, этот кабинет в табели о рангах стоял даже выше дома. Хотя кто знает, как у него обставлен дом.