В земских домах водились стулья, в ширину аршин, в длину — полтора; забит пробой и железная цепь в сажень. Цепь клали на шею и замыкали замком. Однако не помогало: бегали удачно, так что лет по 15 и больше не являлись в родные места.

Объявят набор, соберут сходку с каждого двора по человеку, поставят в ширинки на улице.

Спрашивает староста у десятников:

— Дома ли дети у этих отцов?

— Нету (скажут): в бегах.

— Искать надо в завтрашней день.

Ищут день, ищут два, ищут три, найти не могут. Спрашивает у домохозяев:

— Где дети?

— Не знаем. Не находятся рекруты дома, — сбегли.

Не знают родители, где они хранятся.

Спросит сам голова у этих отцов и рыкнет:

— Служба — надо.

— Не знаем, где дети — в бегах.

— Ступайте ныне домой, а завтра приходите все в земскую: я с вами распоряжусь.

Приходят эти отцы через ночь.

— Ступайте на улицу и сапоги разувайте, и одежду скидайте с себя до одной рубашки.

И босыми ногами выставят отцов на снег и в мороз.

— Позябните-ко, постойте: скажете про детей. А если не скажете, не то еще будет.

— Не знаем, где дети!..

Пошлют поснимать на домах крыши; велят морить голодом скот на дворах. Через три дня посылали какую-нибудь соседку скот покормить.

— Не знаем где дети, — в бегах!...[47]

Прорубали на реке пешней прорубь. Отступя сажен пять, прорубали другую. Клали на шею родителям веревку и перетаскивали за детей из проруби в прорубь, как пропаривают рыболовную сеть в зимние ловли, в «подводку» (удочки на поводцах по хребтине с наживками или блестками, на навагу, сельдь и проч.).

«И родители на убег. И бегают. Дома стоят пустыми. И скот голодом морят».

Эту пытку можно бы, в отличие от подноготной, назвать «подледною», но, кажется, уже об этом довольно.

Бессмыслица одной очень старинной песни и другой таковой же сказки, смущавшая нас с детских лет и со слов нянек, останется таковою, если отправиться за объяснением к слову тур, дикий бык, зубр, некогда водившийся по всей Руси (теперь только на Кавказе в горах и в Беловежской пуще Гродн. губ.), воспетых в былинах, и упомянутый в известном завещании Владимира Мономаха детям. Поется «в стариках»: «что царь делает?» — Туру ногу пишет. Стул подломился, царь покатился. Коза пришла: — «Где коза?» — В горы ушла. — «Где горы?» — Черви выточили. — «Где черви?» — Птицы исклевали, и т. д. Когда же вспомним, что на Севере издавна, а в Архангельской губ. до сих пор «туро к» и «тур» означает печной столб, основание которого, называемое ногой, всегда расписывается красками очень пестро, то выражение становится совершенно понятным. Печка обыкновенно складывается из необожженных кирпичей на деревянном фундаменте — этом самом турке — который и обшивается у богатых крестьян досками и раскрашивается всего чаще красной краской фута на два или на полтора от пола. Этот обычай до сих пор также сохраняется в Малороссии. Там женщины не только белят свои хаты еженедельно внутри и снаружи, но иная искусница еще обводит оконца каемками охрой или синькой. По печке особливо она выводит узоры, петушков и такие цветы, каких еще никто не видывал.