— Можно было просто застрелить…

— А как же Бог? — повернулся Тимур. — Как же маленькая Анка с камушком в руке? — Он повернулся ко мне: — А ты, Петька? Жесть, да? Как же прадед в танке? Как же тетя Люда?

— Так нельзя, — Анка, сжала зубы. — Пристрели его, он мучается. Так нельзя.

— У меня пустой магазин, пристрели сама, я уйдем.

Анка подняла свой автомат и нервно нажала спуск. Раздался сухой щелчок. Мы не успели ничего сказать, как Анка рывком сбросила его и схватила со стола большой кухонный тесак.

Она села на корточки и с силой вонзила тесак в живот маленькому Отто и рванула. Брызнула кровь Тесак вытащил из раны клок внутренностей — таких же багровых и страшных, как на той дикой фотографии.

Но в этот момент черный кирпич на ее поясе взорвался миллионом осколков, и одновременно грохнул выстрел.

Я обернулся: в дверях черного хода стоял полицейский с вытаращенными глазами. Он обеими руками держал дымящийся пистолет. Я вскинул «узи» и ответил короткой очередью, оборвавшейся на середине, — магазин был пуст.

Полицейский грузно рухнул, но в дальнем конце коридора показались еще двое полицаев.

Я оглянулся на Тимура.

— Домой! — властно приказал Тимур, кладя трехпалую руку на пояс.

— Анка! — крикнул я.

Тимур рванул. Пояс отстегнулся, и Тимур, не глядя, швырнул свой кирпич с кнопкой Анке. А сам шагнул, заслоняя телом вход на кухню.

— Домой! — рявкнул он нам. — Приказ Бригадира!

— Тимур!!! — истошно заорала Анка.

— Я не планировал возвращаться, — отрезал Тимур. — Мне некуда и незачем. Моя миссия выполнена.

В бункере было спокойно. Мерно гудел компьютер, а на столе поблескивал Пашкин фотоаппарат. Анка плюхнулась на диван и обхватила руками коленки. Ее трясло. Я обнял ее за плечи, и мы долго-долго сидели молча.

— Мне надо умыться… — наконец глухо произнесла она. — Здесь должен быть чертов умывальник…

— Должен быть, — подтвердил я. — Вон кружка и кипятильник, должен быть и умывальник.

Анка, пошатываясь, вышла.

Я прошелся по бункеру. Внимательно осмотрел стол. Жужжащий черный цилиндр с непонятной арабской вязью на корпусе и толстенный, в руку толщиной, аспидно-черный кабель, уходящий из него как хвост в пол, вглубь, в землю. Казалось, кабель слегка вибрировал от бушующей в нем энергии.

Я вышел за дверь. Где-то рядом журчал рукомойник. Я распахнул стенной шкаф, из которого Тимур вынимал оружие и пакет со своим самодельным пластидом. Оказалось, пакет там был далеко не последний.

Я принес все, что было, в комнату и аккуратно облепил белой массой клавиатуру, компьютер, военный пульт и черный цилиндр с арабской вязью. Сверху положил кипятильник и похоронил его под толстым белым слоем. Пластид кончился. Руки едко пахли и чесались — я кое-как вытер их об диван.

Вернулась Анка — ее куртка, штаны и ботинки блестели от воды и казались пышнее, а волосы, наоборот, мокро слиплись, отчего голова сразу уменьшилась втрое, и на лице обозначились острые скулы.

— Простудишься.

— Не по фиг?

Пожав плечами, я вышел в коридор, вымыл руки и лицо, обтер влажными ладонями штаны, куртку и ботинки — вроде ни грязи, ни крови на них не было.