Но с каждым разом все труднее и труднее улучить минутку для свидания, Аскольд свое дело знает.

Мобильник запищал неожиданно. Ольга схватила его раздраженно.

— Девочка моя, как ты? — Голос матери сегодня был беспокойным.

Понятно, нынче разыгрывается пьеса «встревоженная мать».

— Все в порядке, — по возможности спокойно ответила Ольга.

— Почему ты не позвонила мне? — Мать тотчас же сменила тон.

Раз у Ольги все в порядке, то она обязана была позвонить или заехать, побеспокоиться о больной матери. Словом, сейчас уже разыгрывалась другая пьеса — «неблагодарная дочь».

Ольга подавила в себе сильнейшее желание бросить трубку и отключить мобильник насовсем. С матерью надо быть осторожнее — она может принять какие-то таблетки, позвонить всем знакомым, как уже было. Мать тогда увезли в больницу, промыли желудок и отпустили, но какой-то мерзавец успел выпытать у нее, кто такой ее зять. И на следующий день в паршивой бульварной газетенке мелким шрифтом была напечатана крошечная заметка о том, как вице-губернатор Шувалов довел свою тешу до самоубийства.

Скандал в больнице Ольга устроила страшный. Газету закрыли — Никита сделал пару звонков, и на газетенку наехали по очереди санэпидемстанция, пожарные и собственная крыша. Все сразу никакая организация не выдержит. Заметку, в общем-то, никто не успел прочитать, но Никита страшно разозлился и орал на Ольгу, а потом две недели не давал денег. Так что теперь Ольга была с матерью очень осторожна.

— Я собиралась заехать сегодня, мама.

— Ну если тебе некогда, то я не настаиваю, — обиженно протянула мать. — Но могла бы поддержать меня, потому что именно сегодня такой день.

— Какой день? — Ольга не сумела скрыть раздражение.

— Сегодня мне очень плохо, потому что пришло письмо.

И поскольку Ольга молчала, мать продолжила без прежнего надрыва в голосе:

— Пришло письмо от твоей сестры. В нем говорится о смерти твоего отца.

— Хорошо, мама, я заеду вечером, — быстро ответила Ольга.

Соглашаться на вечер было ее ошибкой, поняла она, когда открыла своим ключом дверь материной квартиры. Получив письмо утром, мать за целый день успела подготовиться. И теперь Ольга, войдя в комнату, изумленно застыла на пороге.

Зеркало было завешано тонкой материей.

Сама мать сидела на диване, обложившись подушками, в черном платье и черной косынке, повязанной по самые брови, так что волосы совсем не были видны.

— Что случилось, мама?

— Ты что, не поняла? — нервно отозвалась мать. — В семье покойник. И потом, почему ты опоздала? Я думала, ты будешь к шести.

— Я сказала «вечером». А точное время не называла, — терпеливо возразила Ольга.

— Вот именно, я ждала.

Ольга поняла — мать приготовилась заранее, чтобы получился соответствующий эффект. Ольга все не шла, и матери надоело сидеть этаким чучелом.

— Ну хорошо, так что там с письмом? — миролюбиво спросила Ольга, подсаживаясь к матери на диван.

Мать вытащила откуда-то из-под себя довольно помятый листок бумаги.

— Там не очень можно разобрать. Потому что когда я читала, то плакала, — сообщила она.

Ольга низко наклонилась над письмом, чтобы скрыть злую улыбку: письмо было написано шариковой ручкой, такие буквы от слез не расплываются. Да полно, слезы ли? Она отогнала от себя видение: мать сидит над письмом и капает на него водой из пипетки. Нет уж, что-что, а плакать по заказу ее мать всегда умела.