Девушка улыбнулась.

— Превосходно! Я очень рада! Как вы не понимаете: она же опять на свободе. На свободе! Пусть она мне не достанется, но она на свободе.

А внизу, в подвале, у себя в конторе, Фергюссон бушевал перед своим помощником:

— Теперь я должен все-таки написать в рапорте, что она сбежала, потому что эти душегубы, конечно, подадут на нее требование и придется мне объяснять, почему я не могу выдать им собаку.

Он со злостью разорвал в клочки с таким трудом написанный ложный отчет.

— Такая хорошая работа — и пошла прахом! Так пусть же оно послужит тебе уроком, Доннел. Какой ты сделаешь вывод из этого всего?

— Никогда не составляй ложного рапорта, — совестливо ответил Доннел.

— Нет, совсем не то, — с презрением сказал Фергюссон. — Ты никогда не продвинешься по службе, Доннел. Вывод отсюда только один: никогда не верь собаке! Да, вот ты поймал ее. Она прикинулась, можно сказать, кроткой, как грудной младенец. Я ей поверил на одну секунду, и она тотчас превращается как бы в огненный шар на Страшном суде. Дальше. Ей бы надо убояться спрыгнуть, а она что делает?

— Прыгает в окно, — отозвался Доннел.

— Верно. Дальше. Она бы должна убиться насмерть, а она что?

— А она жива.

— Опять же верно. Потом, ей бы должно быть неспособно перескочить через такую стену, а она что?

— Она перескочила.

— Опять скажу: верно! Значит, мораль такова: покудова ты на этой работе, Доннел, никогда не верь ни одной распроклятой собаке. Она… понимаешь… собака, она не то что человек. Да. Собака не человек.

Медленно, упорно Лесси пересекала хлебное поле. Теперь она уже не бежала трусцой. Она еле плелась. Ее голова была низко опущена, хвост безжизненно повис. Худое тело пошатывалось, как будто ей нужно было прилагать все свои силы, чтобы ноги продолжали двигаться.

Но путь ее был неизменно прям. Она шла по-прежнему к югу.

Усталой поступью она пересекала луг. Она не обращала внимания на стадо, пасшееся тут на подножном корму, хотя коровы то и дело поднимали головы, отрываясь от сочной травы, чтобы проводить ее взглядом, когда она проходила мимо.

Трава делалась все гуще и грубей, по мере того как Лесси подвигалась по стежке. Тропа под ее ногами превратилась в плотно убитый ил. Потом ил превратился в водяную лужу, а лужа — в берег реки.

Лесси остановилась на утоптанном месте. Сюда скот приходил напиться и постоять на холодке в дневную жару. Кроме нее, тут и сейчас стояло несколько животных — зашли по колена в воду у отмели. Коровы оборачивались и поглядывали на собаку, а челюсти их непрестанно двигались.

Лесси тихонько заскулила и подняла голову, как будто принюхиваясь к какому-то запаху с дальнего берега. С полминуты она покачивалась на лапах. Потом, осторожно нащупывая дно, пошла вброд, все глубже и глубже погружаясь в воду. Вот уже пропало под ногами дно. Вода вынесла ее на стрежень. Лесси поплыла, выруливая сзади хвостом.

Река не была бурной, как та, что осталась далеко позади, в Горной стране. И не была мутной, с судоверфями по берегам, как та, что прорезала большой промышленный город, теперь уже тоже оставленная на много миль позади. Но она была широкая, с сильным течением, сносившим Лесси вниз.