Лесси, как видно, не беспокоилась из-за Хайнза. Она просто бежала и бежала ровным галопом по дорожке, пересекая зеленую лужайку.

Была секунда, когда у Хайнза заколотилось сердце в радостной надежде. Должно быть, он подумал, что Лесси повернет назад, на герцогскую псарню.

Но псарня, где ее держали на цепи и на запоре, не была для Лесси домом. Она была ей ненавистна. И надежда Хайнза умерла, как только он увидел, что колли свернула по усыпанной гравием дорожке к въездным воротам.

И вновь у Хайнза радостно заколотилось сердце: ворота всегда бывали заперты и ограда вокруг усадьбы была высока — угрюмая гранитная стена. Может быть, удастся загнать собаку в угол.

Присцилла с дедом ехали верхом с прогулки к рыбачьему поселку и остановились перед железными воротами у въезда в усадьбу.

— Я открою, дедушка, — сказала внучка.

Она легко соскочила с седла, так как герцог что-то уже забубнил, протестуя. Но Присцилла знала, что может и соскочить и вскочить на коня куда проворней деда. Потому что, сколько бы он ни возражал, а все-таки он был старик, и садиться в седло даже на самого смирного коня было для него тяжелой задачей, и он ее выполнял пыхтя, и кряхтя, и охая.

Перебросив поводья через согнутую руку, девочка отодвинула засов и всем своим весом надавила на чугунные створы, которые медленно подались назад, качнувшись на петлях.

Только теперь она услышала шум. Глянув вперед, она увидела на дорожке Хайнза. Он бежал к ней со всех ног. Впереди него бежала красавица колли. И Хайнз кричал:

— Закройте ворота, мисс Присцилла! Закройте ворота! Колли вырвалась. Не выпускайте ее на дорогу! Закройте ворота!

Присцилла огляделась. Перед нею были большие распахнутые ворота. Ей только нужно было их захлопнуть, и Лесси оказалась бы запертой на территории усадьбы.

Девочка подняла глаза на деда. Он остался глух ко всему этому шуму. Глух даже к громким крикам Хайнза.

Присцилла стала сдвигать ворота. Она опять навалилась было всем своим весом на створку. До нее донесся голос деда, что-то оравшего в недоуменной досаде. Но она тотчас же забыла о старике, она видела только картину, вставшую в ее уме.

Картина была такая: деревенский мальчик чуть повыше ее ростом стоит у проволочной сетки выгула и говорит собаке: «Останься здесь навсегда, а нас… а нас забудь… и больше никогда не приходи домой». Она еще тогда поняла, что, когда мальчик это говорил, все внутри него кричало, требовало, чтобы он сказал обратное.

И вот она стояла и мысленно видела пред собой эту картину и вслушивалась в эти слова, как если бы ей говорили их сейчас. Ворота она так и не закрыла.

А дедушка все еще кипятился, зная, что что-то произошло, чего его старые глаза и уши не могли ухватить. А Хайнз все вопил:

— Закройте ворота, мисс Присцилла! Закройте же!

Присцилла на один миг замешкалась, потом быстро принялась распахивать ворота. Что-то темное проскочило у ее колена, и Присцилла стояла теперь, глядя на проезжую дорогу и наблюдая, как собака неуклонно бежит по ней легким, ровным ходом, как будто знает, что перед нею долгий-долгий путь. Девочка подняла руку.