Я остался один, ошеломленный этим чудесным приключением; мне хотелось еще раз вспомнить, обдумать и навсегда запечатлеть в памяти образ двух прелестниц, столь взволновавших мое неприступное сердце. Осознав это, я сел в свою коляску и отправился домой.
Лео.
ПИСЬМО ВТОРОЕ
Калькутта, 3 декабря 18… г.
День назад, сразу после обеда, ко мне подошел мальчик и подал визитную карточку. Она была украшена листком папоротника и подписана мисс Дорой. «Буду у вас около шести вечера» — гласила короткая надпись. Я вздрогнул. Дора Симпсон желает возобновить знакомство! После всего, что между нами было на балу! Я был озадачен — ведь эта карточка могла означать все, что угодно: каприз молодой искательницы приключений; розыгрыш местных хулиганов, заметивших наши нежные отношения; или, наконец, попытка злостно скомпрометировать мисс Дору.
Недоверие охватило меня, но, в принципе, записка не могла никак повлиять на мой привычный распорядок дня — в шесть вечера я обычно возвращался домой. Так я решил поступить и в этот раз, а если дело бы не выгорело — взять коляску и отправиться на Мэйден. Но волнение осталось — я не мог писать отчет; план строительства не поддавался изучению, в газетах плыли строки, даже сигареты я был не в состоянии курить! Такое впечатление произвела эта записка на прожженного авантюриста вроде меня…
Дора была невыносимо соблазнительна и, судя по всему, начисто лишена предрассудков. Прошло два дня с того вечера, но я все еще помнил вкус ее поцелуя и теплый гибкий стан. За то недолгое время, которое мы провели вместе, я успел узнать о ней больше, чем узнаю за долгое время общения о чопорных знакомых из высшего света. Итак, Дора была девушкой передовых взглядов, любительницей наслаждений, но не лишенной здравого смысла и чувства меры. Столь же интересна была и ее подруга Флора — с густой иссиня-черной шевелюрой с огромными синими глазами, любвеобильная и столь нежная, что думать о ней получалось лишь в самом деликатном ключе. Дора же вызывала мысль о сладострастии и разврате.
Я был настолько глубоко погружен в свои размышления, что шесть часов настало внезапно, и лишь голос Доры вернул меня из сладостного забытья. Она пришла не одна: позади, чувственно улыбаясь, стояла и Флора. Девушки шутливо пожурили меня за неподготовленность к их визиту; я, оправдываясь, сказал, что до последнего момента не мог поверить своему счастью. «Что вы называете “этим счастьем”, сударь?» — спросила Дора. — Ведь мы заехали полюбоваться на жилье заезжего француза»… И вырвала руку, которую я уж было собирался горячо сжать. Она поинтересовалась, не собрался ли я завести интрижку, едва прибыв в Индию; и не от того ли это, что я — француз и подобные выходки у нас в крови. Я был несколько разочарован; хотя обе девушки были расположены, судя по всему, самым благожелательным образом. «Давайте поговорим», — предложила Дора. Обе они сели на софу, а я — рядом в низкое креслице. Я не удержался и взял за руку Флору, которая не стала прерывать пожатие.
Дора заявила, что они с подругой доверяют мне и не сомневаются в моей скромности. Они искренне верят в то, что я буду настолько аккуратен, что им никогда не придется краснеть в обществе из-за того, что оброню неосторожное словцо. Она заставила меня поклясться в том, что я сохраню в глубочайшей тайне все, что нас будет связывать и буду на людях относиться к ним столь же уважительно и отстраненно, как если бы видел их впервые в жизни.