– Напомните его фамилию... У него такая забавная фамилия, что с первого раза запомнить невозможно.

– Убахтин. Капитан Убахтин. Юрий Михайлович. Думаю, вам он даже позволит называть себя Юрой. Будет даже счастлив. Он напомнил мне, что у вас во время осмотра места происшествия мелькнула какая-то мыслишка, и вы обещали поделиться с ним этой мыслишкой.

– Вообще-то они у меня постоянно мелькают, – передернула плечами Касатонова, но была благодарна Гордюхину за это напоминание – речь шла о телефонных номерах, с которых звонили Балмасову в последний день его жизни. – С одним условием.

– Записываю.

– Он покажет мне список телефонов, которые эксперт увидел на определителе.

– Екатерина Сергеевна! – вскричал участковый почти в ужасе. – Уж не хотите ли вы подключиться к следствию?!

– Знаете, Николай Степанович... Мыслишка-то действительно есть.

Гордюхин только внешне был тяжеловат, неуклюж и как бы слегка туповат. Но только внешне. Касатонова допускала, что этот облик он сам же и придумал – таким ему легче было исполнять свои обязанности. Люди не видели в нем опасности и гораздо охотнее, подробнее отвечали на вопросы. А если бы он был цепким, проницательным, хватался бы за каждое неосторожное слово, взгляд, жест... О, встретившись с таким человеком, лучше сразу замолчать и навсегда забыть все, что видел, слышал, все, что знаешь и о чем только догадываешься.

– Значит так, Екатерина Сергеевна, – сказал Гордюхин рассудительно. – Я сейчас у себя. Вы знаете, где я обитаю в рабочее время. Жду немедленно. Не уйду, пока вас не дождусь.

– На чашку кофе я могу надеяться?

– Можете. И еще у меня пряники есть.

– Уговорили, Николай Степанович. – И Касатонова положила трубку, неожиданно остро почувствовав, что разговор затянулся, что в их словах, и так достаточно бестолковых, появились какие-то посторонние мысли, догадки, намеки. Все это уводило в сторону, заставляло ковыряться в этой словесной шелухе, искать смысл, напрягаться. Она предпочитала разговоры короткие, четкие, может быть, даже жестковатые. К этому ее приучило издательство – там телефон был параллельный, один номер на несколько отделов, и стоило чуть затянуть разговор, как в дверь начинали заглядывать редакторы и делать страшные глаза – поторопись, дескать, сколько можно болтать?!

Зазвонил телефон.

– Да!

– Жива? – Это был сын.

– Местами.

– Жизнь распахивается всеми своими красками? Звуками? Запахами?

– Пока еще не всеми. Леша, я тороплюсь.

– Я слышал, в твоем доме что-то случилось... По телевидению передавали.

– Соседа убили. На третьем этаже. Как раз подо мной. Чуть наискосок.

– Насмерть?

– Выстрел в затылок.

– Нашли?

– Ищут.

– Он же это... Владелец какой-то фабрики?

– Мебельной, – нетерпеливо и кратко отвечала Касатонова, стремясь побыстрее закончить разговор. Почему-то ей хотелось попасть к участковому, его приглашение встряхнуло ее, вывело из какого-то оцепенения.

– Передел собственности?

– Похоже на то. Я видела все это, Леша... Меня туда затащили в качестве понятой.

– Да-а-а?! – восторженно протянул Алексей. – Ну ты даешь! Ну ты круто начала новую жизнь. А это... Тебе не угрожали?