То, что работа в исследовательском центре кипела вовсю, видно было издали. Ребята к изобретению ласт не остыли, но сделать что-нибудь путное не сподобились. Джуры, не забывая о необходимости охранять доверенные им объекты (ничего, что сейчас это пустые сараи и навесы, потом здесь будут важные для всего войска боеприпасы), старательно мастерили себе ласты. Ожесточённая конкуренция не вылилась в попытки делать что-то тайком, уж очень трудным оказалось для юных джур задание, они понимали, что в одиночку его выполнить тяжело. Аркадий искупался в Доне, пообщался с джурами минут двадцать и отправился, как на каторгу, на атаманское совещание.
У дома, ранее принадлежавшего паше Азова, а теперь занятого его станичным (точнее было бы, городским) атаманом Осипом Петровым, где должно было состояться это мероприятие, попаданца перехватил Богдан Хмельницкий. Он накинулся на Аркадия с упрёками в не поставке обещанных его войску ракет. Возмущение кошевого атамана всех сичевиков, возглавлявшего самый большой из действовавших в это время казацких таборов, было справедливым и обоснованным. Участвуя во внитритатарской заварушке, он значительно облегчал свободу манёвра для всех остальных казацких таборов. Вырвись татарские чамбулы из Крыма, казакам было бы не до завоеваний на Кавказе. Дай бог свои поселения обронить, хотя бы основные.
Пришлось попаданцу юлить и оправдываться в стиле: «Я — не я, и лошадь не моя…». Хотя часть вины, безусловно, лежала и на нём. Говорят: «Своя рубашка — ближе к телу». Вот и Аркадий, участвуя в планировании военных действий, вместе с другими атаманами воевавшими на Кавказе, донскими и запорожскими, забывал о таборе Хмельницкого. А у Богдана Зиновия накапливались проблемы, которые он не в силах был разрешить без помощи оружием и боеприпасами. Его союзник Инайет Гирей огнестрельного оружия имел очень мало, поделиться порохом не мог. Соперник Инайета Исмаил Гирей, опираясь на постоянную подпитку из Стамбула, мог вести партизанскую войну сколь угодно долго. А запорожцам уже не хватало пороха, приходилось его экономить.
Возможно кому-нибудь Аркадий и смог бы навешать лапши на уши, но не Хмельницкому. Знаменитый, в реале, гетман, легко разбил все доводы попаданца, вынудив его признаться в ошибочности проводимой азовским советом политики, и выдавил из него твёрдое обещание, что первые же партии ракет будут отправлены в Крым. Аркадий крымский фронт главным не считал, но обязательство такое на себя взял, понимая, что его придётся держать. Не тот был человек, Хмельницкий, чтобы безнаказанно его обманывать. Вырвавшись, наконец, из цепких рук Богдана Зиновия, мокрый от пота, ощущая себя мышью, чудом выскользнувшей из кошачьих когтей, попаданец с тоской вспомнил, как легко выходил из подобных ситуаций Лисов у Конюшевского, как без труда он строил Сталина с Берия.
«Хорошо быть супер-героем. А здесь попробуй построить этих бандюганов… хрен получится, ещё и засмеют. Видали они таких строителей… в самых разных… положениях. Мне терять свою гетеросексуальность извращённо-мазохистким способом не хочется. Придётся больше головой думать, языком работать, уговаривать, сулить золотые горы и пещеры полные алмазов. Ну, и попугать их сам господь велел, чтоб оберечь от одного из смертных грехов — гордыни».