Это продолжалось до тех пор, пока не наступил полуденный дивертисмент и моя дама не намекнула, что пора уже вступать нашим главным инструментам. Тут мы заиграли в унисон, и музыка поднялась до crescendo невероятной кульминации tutti fortissimi[49]. Затем мы возвращались к пику наслаждений снова и снова, и это продолжалось большую часть дня. После этого мы сыграли несколько coda[50], причем каждый был чуть менее diminuendo[51], пока оба не изнемогли наконец от музыки. Мы спокойно лежали друг рядом с другом, наслаждаясь слабеющим tremolo[52] последних оваций: хлоп… хлоп… хлоп…
Когда прошло какое-то время, я решил галантно предложить любовнице:
– Ты не хочешь попрыгать и почихать?
Она посмотрела на меня с пренебрежением и что-то пробормотала, я не расслышал слов. После этого Илария сказала:
– Нет, grazie, не хочу, Марко. Я хочу поговорить с тобой о своем муже. – Зачем портить такой день? – запротестовал я. – Давай отдохнем немного, а потом посмотрим, не сможем ли мы сыграть все в другой тональности.
– О нет! Этого не будет до тех пор, пока я остаюсь замужней женщиной. Я останусь ц-ц-целомудренной. Мы не будем заниматься этим, пока мой муж не умрет.
Я вынужден был смириться с этим условием, когда она поставила мне его с самого начала. Но теперь я уже испытал экстаз, и мысль о том, что придется ждать, была невыносима. Я заметил:
– Хотя он и стар, но, прежде чем ты станешь вдовой, могут пройти годы.
Донна Илария взглянула на меня и резко сказала:
– Почему это годы? Какое средство ты предлагаешь использовать? Сбитый с толку, я спросил:
– Про какое средство ты говоришь?
– Ты собирался просто преследовать его, как делал это прошлой ночью? И так до тех пор, пока не допечешь его до смерти?
Истина наконец начала доходить до меня. Я спросил донну Иларию в благоговейном ужасе:
– Так ты серьезно считаешь, что он должен быть убит?
– Я считаю, что он должен быть убит серьезно, – ответила она с сарказмом. – А о чем, интересно, ты думал, мы говорили, asenazzo, когда обсуждали, какую службу ты мне сослужишь?
– Я решил, ты имеешь в виду… это. – Я застенчиво коснулся ее там. – Довольно об этом. – Красавица слегка отодвинулась от меня. —
И последи-ка за своим вульгарным языком, по крайней мере попытайся называть это mona, это хотя бы звучит не так ужасно, как то твое слово.
– Я больше никогда не прикоснусь к твоей mona? – Я был убит. – До тех пор, пока я не сослужу тебе ту, другую службу?
– Для победителя и трофей. Я наслаждалась, полируя твой stilètto, Марко, но ведь и другой bravo может предложить мне свою шпагу.
– Bravo, – повторил я. – Да, это дело поможет мне стать настоящим bravo, не так ли?
Илария сказала, поджав губы:
– А я буду сильнее любить bravo, чем человека, который тайком ворует ласки у чужих жен.
– Дома у меня в гардеробной есть шпага, – пробормотал я себе под нос. – Она, должно быть, принадлежала моему отцу или кому-нибудь из его братьев. Она старая, но острая.
– Тебя никогда не обвинят в убийстве и даже не заподозрят. Наверняка у моего мужа множество врагов, потому что у какого же важного человека их нет? И они, должно быть, все его возраста и положения. Никто не заподозрит простого, я имею в виду, молодого человека, у которого нет явных мотивов лишить моего супруга жизни. Тебе надо только подстеречь его в темноте, когда он будет один, и точно нанести удар, чтобы он потом не смог дать никакого описания…