— Обязательно. Возьму отдельную палату в ЦКБ и обследуюсь. Заодно отдохну.

— Не верю я этим «кремлевкам», — вздохнул доктор. — «Полы паркетные, врачи анкетные». Заглядыванием в глаза еще никого не вылечили.

— У меня там тетку жены… бывшей жены… залечили.

— Обычное дело! У меня там тоже друг работает. Прибегает к нему шкаф, знаете, такой с золотой якорной цепью на шее. Явно из «быков». Где-то на Ленинградке подцепил девушку. Оказалась с душком. Ну, сами понимаете… Ему объясняют: надо на анализ кровь взять. А тот ни в какую. Говорит: даю штуку баксов, чтобы без крови. С детства боюсь кровь сдавать…

— Смешно.

— В интимной жизни, — Сергей Иванович посмотрел на Свирельникова со значением, — рекомендую не перенапрягаться.

— Совсем?

— Почему — совсем? Если без эксцессов, физическая любовь оздоровляет организм, повышает иммунитет, уменьшает содержание холестерина…

Врач присел в кресло на колесиках и придвинулся к столу. Большой докторский живот сработал как амортизатор — и кресло немного отъехало назад.

— И похудеть вам необходимо, — добавил он, выписывая рецепт. — Мне, кстати, тоже. Хотя… Тут у меня батюшка был на приеме. Поругался с епархиальным начальством, сердце прихватило. Я ему тоже стал про лишний вес говорить, а он: «Живот — это ничего, это нормальное православное телосложение. Интриги все…» Мне понравилось: «православное телосложение». Но худеть нам с вами, Михаил Дмитриевич, все равно надо. Одевайтесь!

Получив гонорар, доктор привычным жестом снял с черепа макушку, словно крышку с чайника, и спрятал деньги внутри пустоглазого пособия. Свирельников распрощался и вышел. В коридоре собралась довольно большая очередь. Пациенты были по преимуществу ветхие и суровые. Поликлиника когда-то обслуживала исключительно старых большевиков и чиновных пенсионеров. Потом ее сделали вроде бы коммерческой, но заслуженных стариков продолжали пользовать бесплатно, правда без былого уважения. Это их страшно задевало, особенно когда какой-нибудь новый русский проходил в кабинет без всякой очереди.

— Безобразие! — загудел огромный лысый дед в широченных брюках времен «Весны на Заречной улице». — Я этого так не оставлю! Вы кто такой?

Он уперся в Свирельникова страшным исподлобным начальственным взглядом, доводившим в прежние времена до инфаркта оплошавших подчиненных. Старичье вдохновилось и хором понесло все сразу: и новые больничные порядки, и демократию, и рыночную экономику, и конкретных наглецов, пренебрегающих святыми законами живой очереди. На шум вышел Сергей Иванович, нахмурился и крикнул:

— Сыроегов!

— Я! — уже не так сурово ответил горластый старикан.

— Ваша очередь?

— Моя.

— Заходите! Натощак?

— А вы про натощак не говорили!

— Говорил. Забыли. Придете завтра.

— Но, Сергей Иванович, я же из Кратова специально ехал…

— Зря ехали. Завтра!

— Сергей Иванович! Еле доехал… — зажалобился дед, и стало очевидно, как в прежние времена он вел себя, проштрафившись, на ковре у еще более жестокого начальства.

— Ладно, заходите! И чтоб больше у меня тут ни звука! Ясно? — Доктор мрачно оглядел очередь.