А ведь, собственно, и в жизни так: взрослея, человек начинает то, что в благородной юности казалось невозможным и недопустимым, воспринимать как возможное и допустимое. Все, абсолютно все в тех или иных обстоятельствах становится возможным и допустимым! Ведь и грибов-то по-настоящему, по-смертельному ядовитых нет. Кроме, кажется, бледной поганки. Но как раз бледной-то поганки директор «Сантехуюта» ни разу не находил. Ни разу!

Наконец он услышал громкий, обнаружившийся совсем рядом девичий хохот. Михаил Дмитриевич пошел на голос и вскоре, скрывшись за кустами, смог наблюдать обидное зрелище: Леша ползал на четвереньках, собирая прижавшиеся к земле темно-красные сыроежки, а Светка, сорвав лисохвост, щекотала оголившуюся поясницу шофера метелочкой, которой заканчивался длинный сухой стебель. Водитель при этом оглядывался на озорницу с каким-то затравленным блаженством, а она покатывалась со смеху, и ее лицо светилось веселой блудливой «охоткой»…

От увиденного Свирельников сначала похолодел, потом его бросило в жар и пот, глаза наполнились жгучими слезами, а в сердце осталось странное онемение, похожее на то, какое бывает после зубного наркоза.

Господи! Ну до чего ж странен и страшен человек! И если он сотворен, Господи, по твоему образу и подобию, тогда понятно, почему так подл, кровав, странен и несправедлив этот, Тобой, Господи, созданный мир!

Там, в Москве, на Плющихе, в квартире лежат люди, убитые по его, Свирельникова, хотению, а он здесь, затаившись, плачет оттого, что двадцатилетняя соплюшка почти невинно озорничает с его шофером. Ведь ничего же мерзкого и оскорбительного в этом глупом баловстве нет! Тогда почему кисточка лесного злака, щекочущая шоферскую спину, смела в небытие все то белоснежное будущее, которое только что навоображал себе директор «Сантехуюта»? Из-за этого пустячного озорства он сразу и навсегда понял: Светкина жизнь никогда не станет частью его собственной жизни. На самом деле совершенно не известно, что там у нее в голове, да и не только в голове! С чего он взял, будто это его ребенок? Что он вообще знает об этой студентке? Ничего, кроме того, что папа умер молодым, а мама — предприимчивая стерва! Чем Светка занималась между их не такими уж частыми свиданиями? Училась? Возможно, только чему?! Может, у нее все это время был кто-то еще? Может, тот же парень, который наградил ее хламидиозом? Она даже говорила, как его зовут… Не имеет значения! Если не получается совсем без изъяна, то совершенно не важно, как его или их звали!

Михаил Дмитриевич, не выдав себя, повернулся и, не разбирая пути, пошел через березняк.

Раньше, в детстве, большой лес начинался сразу за полем — и грунтовка, разделявшая желтоволосую ниву, точно неровный пробор, скрывалась среди стволов. На границе поля и леса, чуть выступив из сумрачного ряда, в прежние времена стояла большая сосна, раздваивавшаяся, как рогатка. Ишка совершенно серьезно размышлял и прикидывал: если спилить обе верхушки, привязать к ним сложенную в сто слоев бинтовую резину, продававшуюся в аптеке, то получится огромная рогатка. Так вот, если метнуть с помощью этой рогатки камень-кругляк размером с футбольный мяч, долетит он до Волги (а это с полкилометра) или не долетит? Нет, наверное, все-таки не дотянет…