Потом, склонившись над оцинкованным тазом и погремев алюминиевым стерженьком умывальника, он плеснул себе в лицо несколько пригоршней воды и взбодрился. Вытираясь, Михаил Дмитриевич вышел на крылечко. Солнце уже приподнялось над лесом и слепило глаза, но небо еще не набрало дневной синевы, а было по-утреннему светлым, словно вылинявшим. В палисаднике росли две яблони, отягощенные мелкими желтыми плодами, и несколько кустов аронии, уже начавшей по-осеннему краснеть. В углу золотые шары, сгрудившись, навалились на забор, сбитый из неровных жердей, выцветших до пепельной серости.
Слева, на месте магазина, виднелся небольшой типовой дачный домик из тех, что строили в конце Советской власти, а вот справа, там, где раньше стояла избушка деда Благушина, возник трехэтажный замок из красного кирпича под темно-коричневой металлической черепицей, с огромной спутниковой тарелкой, прилепленной к одному из балконов. Участка видно не было, потому что трехметровый сплошной железный забор опоясывал дом и, пересекая улицу, спускался по крутому обрыву прямо к Волге, ограждая от всех не только землю, но и воду. Из-за забора торчали макушки серебристых кремлевских елей и поднималась высоченная старинная береза, которую, наверное, пожалели срубить. На коре этой березы дед Благушин сапожным ножом делал засечки, отмечая рост внука от одного приезда до другого…
Михаил Дмитриевич вздохнул, достал сигареты и с отвращением закурил…
— Миш, погодь курить — сейчас парного вынесу! — откуда-то из глубины крикнула Анна и через минуту появилась из хлева с литровой банкой в руках.
Молоко было чуть теплое, пенное и нежно пахло животиной. Свирельников, бросив недокуренную сигарету, залпом выпил и еле отдышался.
— Давно небось парного не пил? — спросила она, улыбаясь.
— Уж и не помню. А ты как догадалась, что это я вышел?
— А я ясновидящая.
— Серьезно?
— Ладно. Мой-то клопомор курит. Не то что твои…
— Ну, ты — просто «мисс Марпл»!
— А ты откуда знаешь? Витька сказал? Надо ж, успел…
— Что?
— Что меня в больнице так и звали — «мисс Марпл».
— А что с тобой было? Серьезное?
— Ты о чем?
— Ну, в больнице, говоришь, лежала…
— Не лежала, а работала. Я же медсестра. Училище кончила. Забыл?
— Забыл. А сейчас где?
— Да вот, в Ямье убираю. Насвинячат, уедут — пойду за ними грязь возить. А ты, я смотрю, бога-атый! — Она, усмехаясь, кивнула на джип, видневшийся из-за забора.
— На жизнь хватает.
— Ой, бедненький! Ой, темнила! Чем хоть занимаешься? Эвона, какой гладкий!
— А догадайся! Ты же — «мисс Марпл».
— Та-ак… — Аня дознавательно прищурилась. — Из армии сбежал.
— Почему ты так решила?
— Военные они или сохатые, или пузатые. А ты ни то ни се…
— Допустим. Ну и кто же я теперь?
— Торгуешь, да?
— Холодно.
— Банк охраняешь?
— Еще холодней.
— Ну, на депутата ты и вообще не похож…
— Почему?
— Да к нам тут со студентками депутаты заезжали. Они даже голые так языками чешут, как будто их по телевизору показывают. Ты попроще.
— Сдаешься?
— В налоговой шакалишь?
— Нет. Сдаешься?
— Сдаюсь.
— Но ты только никому! Договорились?
— Договорились.
Свирельников наклонился к ней и совершенно серьезно прошептал на ухо: