А рядом, в больших чанах, рыбозаводчики рыбу засаливают и выветривают на длинных деревянных вешалах. В воздухе — смрад от гниющих рыбьих внутренностей, нечистот. Душно до головокружения. Гул стоит многоязыкий.

В ту пору, как добрались черноморды до Астрахани, рыбный сезон только начинался. Казаков разместили в длинных сараях за городом, а полковникам Великому и Чернышеву квартирьеры отыскали комнаты на посаде, у астраханского рыбозаводчика Сумина. Дом Сумина стоял недалеко от базарной площади, фасадом к Волге.

Как‑то, отобедав, полковники прогуливались по городу. Продолжая начатый за столом разговор, Великий, повернув лицо к Чернышеву, возмущённо спросил:

— Ну, так скажи, какого чёрта мы тут стоим?

— Ты бы у Гудовича спросил. Либо у Антона.

— Придет время — и спрошу! У меня в полку шепчутся, недобрые слухи пошли.

— Шептунам глотку заткни, нечего с ними церемониться, — сквозь зубы процедил Чернышев. — Наше дело полковничье: приказано стоять — и стой. А скажут выступать — и двинемся. А что там казаки языки чешут, плюнь на это.

Площадь кипела от людей, пришедших на торг. Белоснежные чалмы и цветные халаты бухарцев и хивинцев, яркие одежды персидских купцов, суконные солдатские мундиры, свитки казаков пестрели на ярком весеннем солнце.

В оружейном ряду краснобородый хозяин–перс потянул Великого за кунтуш:

— Эгей, пан–казак, ходи мой лавка, покупай хоросанький клинок, — купец льстиво улыбался. — В бою сабля друг будет!

— В каком бою? — насторожился Великий.

— Э, в каком? Все знают — в нашу землю казак ходить хочет, — усмехнулся купец, но в глазах его была злость. — Покупай — дёшево отдам.

— Кто это, купец, тебе наболтал, что мы в ваши земли идти собираемся? — с деланной беспечностью спросил Чернышев. — Болтают черт его знает что.

— Зачем — болтают?! — уже серьёзно сказал купец. — Правду говорят. Только знаешь, казак, как наш народ говорит: чтобы меч сразил врага, надо бить сразу. Плохо, когда молва обгоняет воинов.

— Что‑то непонятно мне! — поморщился Великий. — Сам ты вроде кызылбашец, а говоришь нам такое…

Чернышев подхватил Великого под руку и потащил из толпы.

— Плохо дело, если весь базар знает, куда мы идти намерены, — вздохнул Чернышев, когда они подошли к дому Сумина.

— Плохо! — согласился Великий.

Поднявшись на высокое каменное крыльцо, полковники прошли к себе.

— Ты вот слушай, что я надумал, — снимая кунтуш, сказал Чернышев. — Когда подходили мы к Ставропольской крепости, узнал я, что в тех краях мериносовые овцы большую выгоду дают… Так вот — вернёмся на Кубань, думаю попробовать это Дело. Ударю челом, землю прирежут, хутор выстрою. — Он подошёл к окну, встал рядом с Великим, забарабанил по сосновому переплёту рамы.

Из окна видно Волгу. Левый пологий берег её порос лесом. Река вскрылась недавно. Широкая, полноводная, несла она свои воды в море. Изредка одинокими лебедями тянулись отставшие льдины, подходили к берегу, вертелись на месте и, оттолкнувшись, плыли дальше.

— Дурной поход получается! — вздохнул Великий. — Как бабы, на одном месте без толку топчемся… И войско — не войско, а голь перекатная.