После того, как Котляревский преподнёс Михайлову черкесскую шашку в серебряных ножнах и пистолеты с чеканной отделкой, между ними установилась крепкая дружба. И теперь наказной атаман не опасался, что на следствии вскроются какие‑либо компрометирующие его материалы.

Котляревский торопился побыстрей уладить все свои дела на Кубани и выехать в Петербург, чтобы обвинить главных бунтовщиков, дабы они паче чаяния своими речами ему, наказному атаману, вреда не причинили.

А если‑кто из петербургских вельмож и заинтересовался бы жалобой казаков, то этот интерес Котляревский думал притушить ценным подарком. Недаром в Ачуеве уже старались самые лучшие икорщики. Не случайно из‑за Кубани один князь — кунак Котляревекого— привёз наказному десяток драгоценных кинжалов работы знаменитого черкесского умельца.

Однажды вечером в Екатеринодар из станицы Полтавской прискакал сын станичного атамана. Волнуясь, путано он рассказал, что станицу заняли несколько сотен бунтовщиков. Они повесили атамана и теперь собираются на Екатеринодар, чтоб освободить острожников.

Известие это не на шутку обеспокоило наказного. В тот день донесли ещё ему, что колодники, отправившиеся в полдень за подаянием, кричали собравшейся толпе, чтобы шли казаки на кордоны и звали людей к ним на выручку, что обманули их, дескать, офицеры, нарушив обещание никого не трогать и разобрать дело по правде.

С нерадостными вестями наказной заторопился к Михайлову. Тот внимательно выслушал Котляревского и сейчас же дал приказ по полкам готовиться к выступлению.

Ночь Котляревский спал беспокойно и просыпался от каждого лёгкого шума во дворе…

Солнце всходит и золотит камышовые крыши. Его яркие лучи скользят по белым мазаным хатам, по плетням, по лицам черноморцев, собирающихся па майдане, посреди станицы. Казаки все подходят и подходят.

Вооруженные мушкетами, пиками, кривыми турецкими саблями, а иные с пистолетами за кушаками и кавказскими кинжалами, черноморцы идут молчаливо, не торопясь, уверенные в своей силе.

В круге стоит атаман Малов, рядом с ним — Митрий и Андрей Коваль. Они изредка переговариваются:

— Кабы нам нынче ту силу, что была попервоначалу…

— Поверил Федор…

— Где теперь они?

Андрей задумчиво посмотрел на летящих в высоком небе журавлей. Курлыча, они тянулись над плавнями, наполняя душу глухой тоской.

— Никому из них не вернуться на Кубань. Дари за бунт не милуют, — сурово проговорил Малов. — Погибнут ни за что… А может, уже сгибли! Палачи у царя скорые.

Леонтий припомнил своё первое знакомство с Дикуном, хмурое утро и разговор о Пугачеве… Вспомнил и тот день, когда с отрядом пришёл в лагерь под Екатеринодар.

Словно угадывая его мысли, Митрий вздохнул:

— А начали неплохо…

— Начало‑то было, да только дальше… С первого дня надо было рубить головы старшинам и^>1 подстаршинникам, не миловать! — сказал Леонтий.

«Хоть и круто, а верно!» — подумал Андрей и тут же спросил:

— Так ты считаешь, что на Екатеринодар нам надо идти?

— Надо попробовать товарищей из острога вы зволить. Если наши люди приведут казаков с кордонов, то теперь, когда ушли донцы, мы, может, с солдатами и справимся. Только б нежданно напасть… А как вызволим товарищей, так сразу — на Волгу. По дороге к нам из станиц присоединятся многие.