Идем далее. Франция. Армия так себе, флот немногим лучше, промышленность до германской не дотягивает. Зато колонии есть, и такие, что просто пальчики оближешь. Идеальный противник, причем кому угодно из тех, кому нужны колонии. А если учесть, что у нее в союзниках Турция, владеющая обширными и весьма перспективными землями, то и тем более.

Россия. Армия сильная, флот слабый, промышленность так себе. Взять с нее нечего, кроме ее собственных территорий, за которые ее солдаты будут отчаянно драться, интервентов у нас не любят, Наполеон свидетель. То есть хороший союзник и нерентабельный враг, причем опять-таки для всех.

И, наконец, Великобритания. Армия не такая уж плохая, несмотря на трудности в Южной Африке. Флот – мощнейший в мире. Развитая промышленность. И колонии, по сравнению с которыми все остальные кажутся мелкими и бедными клочками земли. То есть очень выгодный союзник для того, кто собирается воевать с Францией, и не очень для того, кто точит зубы на Россию.

– Почему?

– Да потому, что с России взять нечего! А с Англии нельзя, она же союзник.

До Эдуарда, кажется, начало потихоньку доходить.

– Так ты, – слегка запинаясь, проговорил он, – предлагаешь союз Великобритании, Германии и России против Франции и Турции?

– И Австро-Венгрии. Да, Берти, ты все понял правильно. Англии – все французские колонии, кроме Алжира, Германии – Алжир и Ливию, России – по мелочи от Австро-Венгрии, Месопотамию (тьфу на нее!) и проливы.

– Последний пункт… он… э-э-э…

– Понимаю. Но ты все же подумай – а может, выгоды от такого расклада как-то перевесят его отрицательные стороны? Ни на каком конкретном ответе я сейчас, понятное дело, не настаиваю.

Разумеется, не больно-то я верил в возможность такого союза. Но вот что сведения о его обсуждении быстро дойдут до Штатов, был убежден. И что это почти наверняка приведет к охлаждению их и без того не самых сердечных отношений с Англией – тоже. В этом, собственно, и была основная цель моего только что закончившегося выступления.

Последним, так сказать, завершающим аккордом беспорядков тысяча девятьсот шестого – тысяча девятьсот седьмого года стала смерть Сергея Юльевича Витте. Сразу заявляю – я тут был абсолютно ни при чем! И мои спецслужбы тоже. Я, прямо скажем, от этакого известия даже расстроился. Ведь были такие хорошие планы ласково взять бывшего министра финансов за хобот и потрясти на предмет неправедно нажитых богатств, но они, ясное дело, теперь накрылись медным тазом, ибо покойника за что ни бери и как ни тряси, денег из него один черт не посыплется. А ведь не мог Витте склонять меня к взятию французского займа даром, наверняка от этого у него на зарубежных счетах сильно прибавилось. Вот только поди теперь доберись до них, до этих счетов.

Все улики явно – даже слишком явно – указывали на эсеров. Бомба, начиненная смесью сахара с бертолетовой солью, порубленные гвозди в качестве поражающих элементов, да и сам бомбист, по сведениям КГБ, состоял в партии социалистов-революционеров. Правда, он погиб при взрыве, но довольно странной смертью. В него попали три обрезка гвоздей, но тот, который привел к летальному исходу, прилетел сзади.