Есть глубокий смысл в том, чтобы пожертвовать жизнью ради единственного обладания красавицей и тем самым избежать наступления безразличия, столь оскорбительного для недавней страсти. Смерть – это самый надежный способ сохранить верность своей возлюбленной. Я теперь понимаю причину самоубийства Ромео и Джульетты. Они действовали по наитию, без понимания, но цель была та же – не изменить возлюбленной даже после ее смерти, что невозможно для молодого, красивого и живого тела.

Я наблюдаю за своими чувствами и над влиянием, которое оказывает на них привычка. Первые недели после свадьбы были заполнены бесконечным сладострастием. Все в N. возбуждало меня – я терял разум от желания, когда чувствовал запах пота ее подмышек, сладкую вонь газов, исходивших из ее живота, душок мочи, смешанный с ароматом пизды, когда видел кусочек говна, который прилип к волосикам в жопе, кровь месячных, размазанную по бедрам после долгих соитий.

В N. не находилось ничего, что могло бы вызвать во мне отвращение. В теле все прекрасно, если в нем все вызывает страсть. А чем сильнее желание, тем меньше оно признает брезгливость. Но через месяц, удрученный привычкой, когда N. случайно перднула в постели, я не бросился ее ебать, а спокойно повернулся на другой бок. Чувства мои дремали, притупленные привычкою.

Я помню ту первую ночь, когда мы легли в постель и уснули, не поебясь. До этого мы не пропускали ни одной ночи. С тех пор это стало случаться чаще и чаще.

Теща моя после свадьбы слишком часто являлась в гости. Она смотрела на меня со злобной похотью. N. призналась мне, что мать учит ее не давать, если я не делаю того, что N. хочет. N. держала слово быть со мной откровенной, и это давало мне надежду, что ее душа всегда будет открыта и близка мне.

Тещу я однажды подловил в темном углу и прижал к стенке. Она замерла, ожидая, что же я буду делать дальше. Какое-то мгновенье я хотел залезть к ней под платье, не из желания, а из дерзости. Впрочем, желание могло быстро прийти на смену дерзости, и мне не хотелось себе этого позволять. Я сдержался и сказал, что задумал:

– Сударыня, я должен вас огорчить: то, о чем вы мечтаете, не произойдет, – и я демонстративно от нее отстранился, – я увожу N. в Петербург и в гости вас не приглашаю.

Переезд в Царское Село был большим облегчением для N. и для меня. Мы стали жить в спокойствии – без нудных родственников и без надоедливых знакомых.

Посещение Лицея толкнуло меня на воспоминания, которые вызвали бы у N. приступ ревности, если б она узнала о них. Тогда, еще верный N., я размышлял, является ли мысленная измена истинной изменой. Я пришел к выводу, что мои жадные воспоминания изменой не являются, ибо мой любовный опыт делает мечтания ничтожными по сравнению с ним самим. У N. – наоборот, если она мечтает о ком-либо другом, она изменяет мне, ибо знает только меня. Иными словами, мои мечты рождаются моей памятью, над которой я не властен, а ее – развратными мыслями сегодняшнего дня, которым она намеренно дает волю.

Вскоре, когда я перешел Рубикон и начал изменять N., я перестал мучиться этим вопросом и простил все ее возможные фантазии, моля Бога, чтобы только наяву она мне не изменила. Но самое страшное, что нам не дано знать, верна ли нам жена. Я никогда не узнаю, что делает N., когда я не вижу ее. В верность можно лишь верить. Когда моя вера слабеет – является дьявол ревности, и никакие доказательства верности не могут помочь, потому что в любом доказательстве разум находит несовершенство. И только возвращение веры в сердце изгоняет ревность. Но, увы, ненадолго.