Стальной Гигант двигался шагом, подчиняясь регулятору Сторра. Одно лье в час — все, что от него требовалось в настоящий момент, поскольку путешественники хотели не торопясь посмотреть страну.

Когда мы выезжали из пригорода Калькутты, за нами следовало несколько европейцев, наблюдавших за экипажем, и целая толпа индийцев, которые смотрели на него с восхищением, смешанным с некоторым страхом. Мало-помалу эта толпа рассеялась, но мы не смогли избежать изумленных и восторженных возгласов прохожих, которые кричали свои «ва! ва!». Разумеется, все эти восклицания относились не столько к двум великолепным вагонам, сколько к гигантскому слону, тащившему их и окутанному клубами пара.

В 10 часов в салоне был накрыт стол, — нас, конечно, трясло гораздо меньше, чем в купе вагон-салона первого класса, — и мы отдали честь завтраку господина Паразара.

Дорога, по которой двигался наш поезд, шла вдоль левого берега Хугли, самого западного из многочисленных протоков Ганга; в целом они составляют запутанную сеть дельты Сундарбана. Вся эта территория является наносным образованием.

— То, что вы видите, дорогой Моклер, — сказал мне Банкс, — результат победы священной реки над не менее священным Бенгальским заливом. Дело времени. Здесь, может быть, нет и частицы земли, которая не была бы принесена с границ Гималаев потоком Ганга. Река мало-помалу размыла гору и создала из нее почву этой провинции, где она устроила себе ложе…

— Которое она часто покидает ради другого! — добавил капитан Худ. — Ах этот капризный, фантастический, безумный Ганг! Люди строят город на его берегах, а через несколько столетий город оказывается посреди долины, его набережные не знают воды, река поменяла направление и свое русло! Раджмахал, Гор — оба эти города, когда-то омываемые неверным течением, сейчас погибают от жажды среди обезвоженных рисовых полей долины.

— Эх, — сказал я, — наверное, следует опасаться, что такая же судьба постигнет Калькутту?

— Кто знает?

— Да нет еще! — отозвался Банкс. — Это вопрос плотин. Если будет нужно, инженеры сумеют сдержать разливы Ганга, наденут на него смирительную рубашку!

— К счастью для вас, мой дорогой Банкс, — ответил я, — индусы не слышат ваших слов об их священной реке. Они бы вам их не простили.

— Совершенно верно, — согласился Банкс, — Ганг — это сын Бога, а быть может, он сам Бог, и все, что он делает, не является злом в их глазах.

— Даже лихорадки, холера, чума, которые он сохраняет в эндемическом состоянии![85] — воскликнул капитан Худ. — Правда, даже тигры и крокодилы, которыми кишит Сандербанд, не наносят такого вреда. Поистине, можно сказать, что отравленный воздух подходит для этих животных так же, как чистый воздух санатория для англичан и индийцев во время теплого сезона. Ах эти хищники! Фокс? — сказал Худ, повернувшись к своему денщику, который накрывал на стол.

— Мой капитан? — отозвался Фокс.

— Не там ли ты убил твоего тридцать седьмого?

— Да, мой капитан, в двух милях от Порт-Каннинга, — ответил Фокс. — Это было вечером…

— Довольно, Фокс, — прервал его капитан, допивая большой стакан грога, — я знаю историю тридцать седьмого. История тридцать восьмого меня бы больше заинтересовала!