Барабан утих. Кормчий крикнул:
— Сушить весла по левому борту! Грести вполсилы!
Ладья развернулась и поплыла по течению.
— Сушить весла по правому борту!
Барабан снова принялся отбивать такты — неторопливо, с большими интервалами. Великолепные гребцы работали молча, четко, в точности исполняя приказания кормчего. Приближался правый берег Хапи, одетый в камень, украшенный обелисками и небольшими сфинксами, Высокие штандарты его величества встречали ладью, точно живые.
Кормчий отдал короткий приказ своим помощникам, а сам приблизился к Нефтеруфу.
— Досточтимый, — проговорил он не без волнения, — я живу в том доме, что левее причала. У входа стоит весло. Это знак. По нему все узнают мой дом. Если ты пожелаешь когда-нибудь навестить меня, мой дом, — холодное пиво и горячие лепешки всегда найдутся для тебя. Все будут рады. Не говоря уж о моей хозяйке — госпоже дома, которая любит забавнейших обезьянок. Говоря по правде, это она таскала меня на все твои уличные представления.
«…Это худо. Женщина лучше разбирается в чертах запомнившегося ей мужчины, нежели этот добродушный кормчий. Не надо без особой нужды попадаться на глаза его жене…»
— Как зовут госпожу твоего дома? — спросил Нефтеруф.
— Таусерт, досточтимый.
— Передай ей, что я высоко ценю ее внимание. Передай, что ей и детям ее желаю высших благ, какие только возможны под синим небом.
— Передам. Непременно. Но мы бездетны. Она очень обрадуется твоим добрым словам. Говорят, что вы — укротители всякого рода зверья — обладаете особым даром.
— Это так, — бесстрастно подтвердил Нефтеруф, думая совсем о другом.
— Мне рассказывал один халдейский купец, что есть на свете люди, которые могут все. Они оживляют убитых и убивают живых своим взглядом, подобно ядовитой стреле.
— Да, это так.
— Смею ли я спросить еще?
— Да, — сказал Нефтеруф, не спуская острых глаз ни с одного из помощников кормчего.
Прэемхаб говорил дрожащим от волнения голосом.
«…Этот страшный с виду моряк на самом деле наивен и чудаковат. Если его госпожа под стать ему — опасаться мне нечего…»
— Досточтимый, — говорил Прэемхаб, — я был на острове Кефтиу[14] и видел там одного подслеповатого, бородатого старика. Он сказал мне: «В моем сердце горит огонь добра и зла. Я могу запустить в любого смертного стрелу добра или стрелу зла». Так сказал мне подслеповатый старик с острова Кефтиу, что на Великой Зелени. Можешь ли ты сказать, что и в твоем сердце горит огонь добра и огонь зла?
— Да, — твердо ответил бывший каторжник.
Кормчий так оробел, что раззявил рот и вытаращил глаза, словно на него полетела смертоносная стрела зла.
— Господин, — выговорил он не без труда, — наш дом всегда будет ждать столь великого человека, как ты.
— Спасибо.
— Моя госпожа Таусерт всегда к твоим услугам.
— Спасибо… Но в каком смысле к услугам?..
Нефтеруф немножко развеселился. Ему очень захотелось знать, чем может быть полезна жена кормчего. Но тот был начисто лишен дара иронии или юмора.
— И я, господин укротитель обезьян, к твоим услугам.
— Спасибо!.. — Нефтеруф предупредил его: — Мы, кажется, ударимся о берег.