В Мишу она «вложила» все то, чего не доставало работникам кисти и скальпеля: он был бизнесменом средней руки, экономил каждую копейку и все тащил в дом. А кроме того, Динка «наколдовала» сумасшедшей красоты тело и мужское достоинство, которому мог бы позавидовать любой порно-актер.
Но в одном мужчине не могут сочетаться все лучшие человеческие качества, и Мише не перепало утонченности и духовной глубины. Сама-то Динка была очень высоко духовной: любила поэзию и еще обладала удивительным голосом, Богом данным для исполнения душещипательных романсов. Она могла бы петь Мише после любовных слияний что-нибудь типа «А напоследок я скажу», но Миша был безразличен к искусству и предпочитал «напоследок» еще немного секса. В принципе, и Динка была не против, но со временем ей становилось все тяжелее на душе.
Семейная драма разразилась, когда Миша неожиданно решил, что он еврей и ему жизненно необходимо эмигрировать в Израиль. Он прошерстил свою родословную и нашел-таки на своем генеалогическом дереве женскую еврейскую ветку. Для Динки это было — как удар под дых. На самом деле, Динку звали Дания Усманова, и суровый татарский отец мог бы не пережить такого межконфессионального конфликта, если бы они с Динкиной мамой не развелись много лет назад. В общем, Миша, превратившийся в Мойшу, начал ходить в синагогу, а несчастная Дания заранее стала готовиться к предстоящему одиночеству.
Однажды Динкина подружка Светка, большая любительница знакомиться с мужчинами в чате местного телеканала, предложила ей интересного собеседника — коротать вечера, пока Мойша общается с потомками Моисея. Мужчина, со слов Светки, звучал по телефону интеллигентно и знал наизусть множество образцов классической русской поэзии. Истосковавшаяся по духовности Динка мгновенно возбудилась.
Мужчина и впрямь оказался дивным собеседником. Через несколько дней Дания поняла, что влюбилась. Он был жестким, как хирург, и тонко чувствующим любое движение Динкиной души, как настоящий художник. Смущала только одна странная особенность его речи: он как-то причмокивал между словами, и странное слово-паразит «мна», похожее на причмокивание, резало изнеженное Динкино ухо. Через неделю Динка спела «А на последок я скажу» прямо в телефонную трубку, а романтический возлюбленный перечитал ей изрядную долю поэтического наследия Пушкина.
Из долгих переговоров стало ясно, что новый знакомый — владелец магазина элитной сантехники на одной из центральных улиц города, что вполне состоятелен и при этом щедр по отношению к женщинам. Лет ему было около пятидесяти, но опыт всегда был для Динки одним из мужских достоинств, к тому же мужчина похвастался своей почти юношеской стройностью. Но больше всего заинтриговали Динку частые упоминания о том, что герой ее романа некоторое время отсутствовал в городе и недавние драматические события политической и экономической жизни страны его вовсе не коснулись. Из чего Динка заключила, что крутой бизнесмен перенимал опыт торговли в развитых капиталистических странах или просто наслаждался жизнью, транжиря излишки финансов. И это добавляло ей сексуального возбуждения.