Он служил прежде на русской службе и правильно произнес всю фразу. Только последнее слово он все-таки сказал с мягким знаком: «прьятки».

В томительном ожидании прошло три часа.

Небо было безоблачно. Солнце палило немилосердно. Солдаты, разморенные, сидели в окопах. Старики, не раз бывавшие под пулями, дремали, а те, кто еще не видал боя, с волнением ждали решительной минуты. Артиллеристы сидели с зажженными фитилями в руках.

В девять часов с третинских высот ударил первый залп по левому флангу. Видно было, как у шуваловцев взлетел на воздух желтый зарядный ящик. От орудийной запряжки в шесть лошадей уцелела всего лишь одна. Обезумев от страха, она билась в спутанных постромках.

В ответ пруссакам по-особому глухо отозвались шуваловские единороги. На каждый выстрел пруссаков князь Голицын отвечал тремя. В одну минуту Мельничную гору заволокло черным дымом.

Канонада продолжалась уже больше часа, а пруссаки не думали штурмовать Мельничную гору. Только небольшой отряд пехоты попытался перейти на левый берег Гюнера, но был рассеян картечью.

– Пропал наш «скоропостижный» король, – сказал Салтыков, нетерпеливо шагавший по холму.

– Его величество обходит нас, – заметил Вильбуа.

Лаудон чуть сощурил свои большие умные глаза:

– О да, несомненно!

– Король ищет, откуда бы нас побольнее укусить, – говорил Салтыков, – да что-то не может выбрать места. Должен же он откуда-нибудь показать свой длинный нос – ведь скоро полдень!

В окопах и на батареях центра и правого фланга, куда не долетали прусские ядра, тоже подтрунивали над немцами:

– Потерялся пруссак!

– Как зашел в лес, так и заблудился!

– Он в своем царстве да заблудился, тогда что же нам делать?

– Вон Петрушка наш в бору у лесника дочку высмотрел. Полную неделю к ней бегал, штиблеты казенные изодрал, а ничего, ни разу не блудил!

Наконец на Малом Шпице показались пушки. С Клейстберга, искусно укрытая кустами, заговорила батарея.

– Ваше сиятельство, там пехота и конница, – доложил глядевший в трубу князь Волконский.

– Вижу, вижу! Наконец-то, голубчики! Заждались вас, – ответил Салтыков.

– Сейчас они атакуют наш левый фланг, – сказал Фермор.

– А я думаю, – возразил Салтыков, – не атаковал бы он с правого! Надо заставить его величество остановиться на левом!

Салтыков отнял трубу от глаз и обернулся к группе штабных офицеров.

Небольшой худощавый подполковник Суворов был расторопнее всех.

– Александр Васильевич, голубчик, – обратился граф к Суворову, – скачи на Большой Шпиц к Бороздину, пусть-ка он поскорее зажжет брандкугелями[23] деревню.

– Слушаю-с, ваше сиятельство!

Суворов кинулся к казаку, который держал его коня. Конь, спасаясь от надоедливых оводов, без устали мотал головой.

У батареи Бороздина Суворов на всем скаку осадил своего донца. Высокий сухощавый бригадир Бороздин с группой офицеров наблюдал за атакой Мельничной горы, которая обстреливалась пруссаками уже с трех сторон.

– Его сиятельство приказал зажечь Кунерсдорф, – сказал Суворов и отъехал в сторону от батареи.

Суворову хотелось посмотреть, как зажгут Кунерсдорф. Артиллеристы давно стояли по обеим сторонам гаубиц, каждый на своем месте: кто у ганшпига,