Он не отказал себе в удовольствии еще раз блеснуть передо мной цитатой из Шекспира:

Friendship is constant in all other things,

Save in the office and affairs of love.

Янковская холодно взглянула на Гренера.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила она его.

— «Дружба тверда во всем, но только не в делах любви», — переведя.

— Это я поняла, — сказала Янковская и посмотрела на Гренера. — Но у вас не должно быть оснований меня ревновать.

— О, если бы я знал, что вы будете уделять столько времени господину Берзиню, — пошутил Гренер, — я бы запретил его лечить…

Янковская очень свободно, так, точно она была здесь хозяйкой, познакомила меня с гостями профессора.

Преимущественно это были офицеры, составлявшие ядро гитлеровской военной администрации в Риге, были несколько полуштатских, полувоенных чиновников, двое из них с женами, были несколько женщин без мужей, и среди них какая-то артистка; женщины были в вечерних платьях, многих украшали драгоценности.

Наше появление отвлекло гостей Гренера от разговоров. На меня посматривали с интересом; вероятно, люди, находившиеся в этой аккуратной гостиной, слышали что-то обо мне. Но еще больше внимания вызывала Янковская. Ее здесь знали, и если женщины смотрели на нее с каким-то завистливым подобострастием, то многие мужчины поглядывали с откровенным вожделением.

Гренер подвел меня к какому-то мрачному субъекту в черной эсэсовской форме; на его лице смешно выделялись маленькие черные усики, такие же, как у Гитлера, и явно крашеные, потому что волосы на голове этого субъекта были рыжими, как лисий хвост.

Субъект этот почему-то сидел в кресле, хотя возле него стояла дама, и молча созерцал окружающее его общество.

— Позвольте вам представить, — сказал Гренер. — Господин обергруппенфюрер Эдингер с супругой… — И в свою очередь назвал меня: — А это господин Берзинь… — Он сделал паузу и многозначительно добавил: — Тот самый!!

Я поклонился толстой бесцветной госпоже Эдингер, но господин обергруппенфюрер не дал нам поговорить.

— Сядь, Лотта, — строго сказал он жене, поднимаясь с кресла, и своими цепкими пальцами обхватил мою руку повыше кисти так энергично, будто сдавил ее наручником. — Пойдемте, господин Берзинь, — очень отчетливо сказал он. — Мы должны познакомиться короче.

Он повел меня в столовую, где несколько офицеров, стоя у стола, пили вино.

Обергруппенфюрер бесцеремонно раздвинул бутылки и поднял графин с бесцветной жидкостью.

— Мы в России и должны пить русский шнапс, — категорично сказал он, наполнил две большие рюмки и протянул одну мне. — Прозит!

Мы выпили.

— Сейчас будет музыка, — сказал обергруппенфюрер так, точно отдавал команду. — Поэтому надо наслаждаться музыкой. Идите к своей даме.

Действительно, в гостиной высокая красивая дама в розовом платье, которую называли артисткой, стояла у рояля и собиралась петь.

Я подошел к Янковской.

— Что это за тип? — спросил я ее шепотом, поведя глазами в сторону своего нового знакомого.

— Начальник гестапо Эдингер, — почти неслышно ответила Янковская. — Будьте с ним полюбезнее.

Я только вздохнул…