Она остановилась перед большим светлым четырехэтажным домом.

— Вот мы и приехали, — сказала она.

— Куда вы меня привезли?

— Пойдемте в дом, — произнесла она вместо ответа. — Не могу же я объясняться с вами на улице.

Мы вошли в подъезд, навстречу нам поднялась привратница.

— Добрый день, господин Берзинь! — Она приветливо поклонилась.

Я не был Берзинем, но привратница назвала меня этим именем.

Мы поднялись на второй этаж. Янковская достала из сумочки ключ, открыла английский замок, и мы очутились в просторной передней.

Навстречу нам вышла немолодая светловолосая женщина в темном платье, с кружевной белой наколкой на голове.

— Здравствуйте, Марта, — поздоровалась с ней Янковская. — Вот и господин Берзинь!

Та, кого Янковская назвала Мартой, приветливо улыбнулась, и вдруг я заметил, что улыбка ее сменилась какой-то растерянностью.

— Здравствуйте, господин… — неуверенно произнесла Марта; она как-то запнулась и с напряжением добавила: — Господин Берзинь.

— Ничего, ничего, Марта, — поощрительно сказала Янковская. — Можете идти на кухню, сегодня господин Берзинь будет обедать дома, а мы пройдем в кабинет.

Мы прошли через небольшую столовую, и Янковская ввела меня в кабинет. Обе комнаты были обставлены современной мебелью, очень модной и очень удобной, доступной только состоятельным людям. В кабинете стояли гладкий полированный письменный стол, легкие кресла и шкафы с книгами. Стены украшало множество однообразных акварелей, выполненных в какой-то условно-небрежной манере.

Мы остановились посреди комнаты.

— Надеюсь, — начал было я, — теперь-то вы объясните…

Но Янковская не дала мне договорить.

— Вы могли бы быть более любезным хозяином, — упрекнула она меня. — Прежде чем задавать вопросы, следовало бы предложить мне сесть.

Я пожал плечами.

— Хозяином? Я хочу знать, где я нахожусь!

— Вы находитесь у себя дома. Это квартира Августа Берзиня, а вы, я уже вам говорила, вы и есть этот самый господин Берзинь.

Надо было запастись терпением, чтобы разобраться во всем происходящем.

Однако я попытался прикрикнуть на Янковскую.

— Хватит! — воскликнул я, повышая голос. — Вы долго намерены играть со мной в прятки? Извольте объясниться, или я немедленно покину этот дом…

— И сразу очутитесь в гестапо, — насмешливо перебила меня Янковская. — Учтите, в Риге нелегко скрыться… — Она села в кресло и кивком указала мне на другое. — Сядьте и давайте поговорим спокойно. Кстати, я хочу вас спросить: умеете ли вы рисовать?

Мой окрик не имел успеха, она была не из тех, на кого можно было воздействовать криком.

Все-таки худой мир был, по-видимому, лучше доброй ссоры…

— Рисую, — мрачно ответил я. — Мои картинки не вызовут больших восторгов у ценителей живописи, но во время занятий топографией я набрасывал иногда пейзажи.

— Это прекрасно, — сказала тогда Янковская. — Вы даже превзошли мои ожидания. Дело в том, что вы художник, господин Берзинь, вы рисовали пейзажи, которые вам удавалось иногда продавать, хотя вы не слишком нуждались в деньгах… — Плавным жестом она указала на стены: — Ведь это ваши рисунки, господин Берзинь!