При нем были каравай хлеба и головка сыра.

— Господин, еда обошлась мне в шиллинг, — сообщил разведчик.

— Ты ходил в город?

— Господин, он кишмя кишит ублюдками. Плохие новости: вчера, как раз перед тем, как разразилась буря, прибыли еще шестьдесят человек. Пришли из Лундена, и все до единого в этих дурацких красных плащах. И верхом.

Я выругался, Финан перекрестился.

— Госпожа по-прежнему в монастыре, — продолжил Эдрик. — Вытащить ее оттуда они не пытаются, по крайней мере пока. О смерти короля новостей нет. Господин, с тебя шиллинг.

Я дал ему два.

— Откуда у тебя все эти сведения?

— Со священником поболтал, — доложил разведчик. — Отец Рэдвульф. Хороший человек. Дал мне благословение, честное слово!

— Что ты ему сказал о себе?

— Правду, конечно, что мы собираемся вызволить госпожу.

— А он?

— Ответил, что будет молиться за нас.

Мне пришло время очнуться от своих дурацких грез. Здесь, на сырой траве за терновой изгородью, реальность стряхнула с меня сон. Город полон врагов, мы пришли слишком поздно, я проиграл.

— Ты был прав, — уныло сказал я Финану.

— Я ведь ирландец и, разумеется, был прав.

— Мы возвращаемся на «Сперхафок», — заявил я. — Сожжем три Этельхельмовых корабля в гавани и пойдем обратно на север.

Отец когда-то советовал мне давать поменьше клятв.

— Клятвы связывают, парень, — растолковывал он. — А ты глуп. Ты дурак от рождения. Ты сначала прыгаешь, а потом думаешь. Так что хорошенько раскинь мозгами, прежде чем дать клятву.

Я снова свалял дурака. Финан прав, Сигтригр прав, Эдит права, и мой отец тоже был прав. Нечего мне тут делать. Пора прекращать эти пустые хлопоты.

Вот только они не желали прекращаться.

Потому что появились всадники.

Всадников было тридцать шесть, все в кольчугах и со щитами, а у половины имелись длинные копья. Двигались они с востока, объезжая небольшое пастбище, на котором мы сгрудились за терновой изгородью. Мы их видели, они нас пока нет.

Первым моим побуждением было выхватить Вздох Змея, а первой мыслью — что люди Этельхельма раскусили Эдрика и проследили за ним по дороге из города. В следующий миг я сообразил, что у нас мало щитов. Пехотинцы с недостатком щитов — легкая добыча для конных. А потом до меня дошло, что всадники не в красных плащах, да и на щитах не прыгающий олень, а какой-то иной зверь — краска выцвела, и мне не удавалось распознать символ.

Предводитель конников наконец заметил нас и вскинул руку, приказывая своим остановиться. Лошади развернулись в нашу сторону, тяжелые копыта месили набухший дерн, превращая его в комки грязи.

— Что у них на щитах? — спросил я у Финана.

— У одних бычья голова с окровавленными рогами. У других — перекрещенные мечи.

— Кентцы, — сказал я, с облегчением выдохнув.

Как раз в этот миг прибывшие разглядели наши щиты с прыгающим оленем и бордовые плащи, их мечи покинули ножны, шпоры вонзились в бока коней, а копья наклонились.

— Опустить оружие! — скомандовал я. — Опустить щиты!

Здоровенные кони взбирались по раскисшему склону, острия копий поблескивали. Я пробежал несколько шагов им навстречу, остановился и воткнул Вздох Змея острием в траву.