А ведь она не была эгоисткой, черт побери.

Она знала, что жертвовать деньги церкви — это хорошо, но до разумных пределов. И деньги нужно отдавать не корысти ради, а из благих побуждений. Иначе они ничего не значили. Эми иногда подозревала, что ее мать надеялась купить место на небесах, а вот это никак не могло считаться благим побуждением.

Эми заставила себя взглянуть на мать и улыбнуться.

— Мама, я уже получила небольшую стипендию на следующий год. Если я буду хорошо учиться, то мне будут давать стипендию каждый год, пусть и маленькую. И я буду работать в «Погребке» летом и по выходным. С тем, что я заработаю, плюс те деньги, которые уже лежат на моем счету, мне с лихвой хватит на оплату обучения в колледже. К тому времени, когда я поеду в университет Огайо, мне не придется просить тебя и папу о финансовой помощи, даже на каждодневные расходы. Я могу позволить себе потратить четыреста долларов прямо сейчас, мама. Безо всяких проблем.

— Нет, — покачала головой Эллен. — И не думай, что ты сможешь снять деньги без моего ведома. Моя фамилия тоже упомянута на этом счете. Ты еще несовершеннолетняя, не забывай. А пока это в моих силах, я буду оберегать тебя от тебя самой. Не позволю тратить деньги, отложенные на твое обучение, на новую одежду, которая тебе не нужна, или на какие-то вещицы, которые приглянулись тебе в магазинной витрине.

— Мне нужна не новая одежда, мама.

— Не важно. Я не позволю…

— И вещицы мне не нужны.

— Мне все равно, на что нужны…

— Они мне нужны на аборт.

Мать вылупилась на нее.

— На что?

Страх послужил пусковым механизмом потока слов, вырвавшихся из Эми:

— Меня тошнит по утрам, ко мне не пришли месячные, я точно беременна, знаю, что беременна, меня накачал Джерри Гэллоуэй, я не хотела, чтобы так вышло, мне очень жаль, что так вышло, очень, очень жаль, я просто ненавижу себя, но мне нужно сделать аборт, я должна сделать аборт, пожалуйста, пожалуйста, я должна его сделать.

Внезапно лицо матери побледнело, стало белым как мел. Кровь отлила даже от губ.

— Мама? Ты понимаешь, что я не могу оставить этого ребенка? Не могу его рожать, мама.

Эллен закрыла глаза. Покачнулась, казалось, она вот-вот грохнется в обморок.

— Я знаю, что вела себя плохо, мама, — Эми начала плакать. — Я чувствую себя так, будто вывалялась в грязи. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отмыться от этой грязи. Я ненавижу себя. И я знаю, что аборт — еще худший грех по сравнению с тем, что я сделала. Я это знаю и боюсь за свою душу. Но еще больше я боюсь оставить ребенка. У меня есть жизнь, которую я должна прожить, мама. Я хочу прожить свою жизнь!

Эллен открыла глаза. Посмотрела на Эми, попыталась что-то сказать, но потрясение было столь велико, что дар речи к ней еще не вернулся. Губы двигались, но с них не слетало ни звука.

— Мама?

С невероятной скоростью Эллен вскинула руку и влепила дочери пощечину. Потом вторую, третью.

Эми вскрикнула от боли и удивления, подняла руку, чтобы защититься.

Эллен схватила ее за блузку и рывком, демонстрируя невероятную силу, поставила на ноги.

Стул отлетел назад.