– По-моему, дура какая-то, – фыркнула Софья. – Убийц она будет изобличать, видали! Выдумала ерунду какую-то!
– А двери и впрямь все были с ночи заперты, – продолжал хозяин.
– И утром заперты, – подхватил гость. – А человек выходил!
– Да за ним его собутыльник закрыл, и все дела, – сказал Стас с досадой. – Чего вы придумали на пустом месте детектив?! И менты считают, что ничего криминального, несчастный случай! Оттуда то и дело кто-нибудь падает! С маяка!
Виктор Захарович словно воспрянул духом:
– А ведь так могло быть! Один ушёл, другой за ним запер! А я голову сломал, кто ночью по дому ходил! Выходит, никто и не ходил!
Василий Васильевич сказал, что всё это очень легко проверить. Завтра надо спросить запившего друга, и сразу станет ясно.
– Если он до белой горячки не допьётся, конечно, – добавил Меркурьев разумно.
На соседнем стуле он сгруппировал тарелку с утиной ногой, помидор, солёный огурец, ломоть хлеба. Вся контрабанда помещалась на льняной салфетке, чтобы можно было связать, как узелок, и донести.
Он не хотел, чтоб еду Антипии отнесла Нинель Фёдоровна.
Василий Васильевич, пряча узелок за спиной и продвигаясь к двери задом наперёд, пожелал всем доброй ночи.
– Бог даст, без происшествий, – сказала Нинель. – Ну, отдыхайте, отдыхайте! Завтрак попозже будет, чтобы все выспались.
Василий Васильевич взбежал по пологой деревянной лестнице, оберегая свой узелок, прислушался – было тихо, никаких подозрительных разговоров, – и постучал в соседнюю с собственной дверь.
– Кто там? – отозвались приглушённо. – Я уже легла.
– Это я, – прошипел Василий Васильевич. – Поесть принёс.
Какое-то время ничего не было слышно, потом раздалось шуршание, шаги, и дверь приоткрылась.
В свете торшера Василий Васильевич увидел блестящий глаз.
– Еда, – сказал он и сунул в проём узелок. – Открывай.
Глаз моргнул. Потом дверь медленно распахнулась, и он вошёл.
Комната вещуньи была такой же большой, как и его собственная, но какой-то другой. Окна оказались с другой стороны, не так стояла мебель, и обнаружился маленький эркер – точная копия того, в котором они сегодня завтракали с Кристиной. В эркере помещались круглый столик и два стула.
В распахнутой створке окна шумел буковый лес, а моря почти не было слышно.
– Мне кажется, я заболела, – шмыгая носом, призналась духовная дочь Сантаны.
– Разумеется, – согласился Василий Васильевич. – Целый день на ветру в каких-то лохмотьях!..
– Сари – самая удобная одежда в природе.
– И самая тёплая, – подсказал Меркурьев. – Где свет зажигается?
В этой доме он у всех то и дело спрашивает, где зажигается свет!..
Он развязал салфетку с утиной ногой и рядом выложил солёный огурец и хлеб. Получился натюрморт.
– Садишь и поешь, – предложил Василий Васильевич.
– Спасибо, – уныло отозвалась Антипия, приткнулась к столу и первым делом откусила огурец.
Василий Васильевич устроился напротив, молодецки закинув ногу на ногу. Антипию он рассматривал, совершенно не стесняясь.
Короткие светлые волосы торчали в разные стороны. Кожа на лице оказалась очень белой, на носу немного побрызгано веснушками. Кончик этого самого веснушчатого носа чуть-чуть загибался вверх, придавая лицу смешливое выражение. Маленькое ухо – Меркурьеву было видно только одно, – плотно прилегало к голове, в мочке три дырки, но никаких серёг.