Но, может быть, скажет кто-нибудь, что «страсти естественны, и предающиеся страстям не подлежат обвинению». Будь внимателен к себе самому, чтобы не возвести тебе обвинение на прекрасное создание благого Бога, ибо Он сотворил вся… добра зело (Быт. 2:31), и украсил природу всеми благами. Поэтому алчет ли кто, — не обвиняется, если вкусит умеренно, потому что взалкал по природе. Подобным образом, жаждет ли кто, — не обвиняется, если пьет в меру, потому что жажда естественна. Спит ли кто, — не обвиняется, если спит не без меры, и предается сну не по изнеженности, так чтобы привычкой к непомерному сну препобеждалась природа, потому что природа и привычка служат провозвестниками той и другой стороны: природа показывает рабство, привычка же означает произволение, а человек состоит из того и другого. Произволение, будучи свободно, есть как бы земледелатель какой, прививающий к природе нашей и худые, и добрые навыки, какие ему угодно. Худые навыки прививает следующим образом: голодом — чревоугодие, жаждой — многопитие, сном — изнеженность, воззрением — худую мысль, истиной — ложь. А подобно этому и благие добродетели прививает следующим образом: пищей — воздержание, жаждой — терпение, сном — неусыпность, ложью — истину, воззрением — целомудрие. Произволение наше, по сказанному, как земледелатель, во мгновение ока искореняет худые навыки, прививает же доброе, преодолевая природу. Природа — это земля, нами возделываемая; произволение — земледелатель, а Божественные Писания — советники и учители, научающие нашего земледелателя, какие худые навыки ему искоренять, и какие благие добродетели насаждать. Сколь бы ни был наш земледелатель трезвен и ревностен, однако же, без учения Божественных Писаний он и не силен и не сведущ, потому что законоположение Божественных Писаний дает ему разумение и силу, а вместе с тем от собственных ветвей своих и благие добродетели, чтобы привить их к древу природы: веру — к неверию, надежду — к безнадежности, любовь — к ненависти, знание — к неведению, прилежание — к нерадению, славу и похвалу — к бесславию, бессмертие — к смертности, Божество — к человечеству. А если земледелатель наш, по высокомерию своему, вздумает когда-либо оставить учителя и советника своего, то есть Божественные Писания, то начинает действовать погрешительно, отыскивает лукавые мысли, сводит вместе бессмысленные навыки, и к природе прививает не свойственное ей: неверие, неведение, ненависть, зависть, гордыню, тщеславие, славолюбие, чревоугодие, любопрение, прекословие и многое другое подобное, потому что, оставляя Законодателя, и сам бывает Им оставлен. Если же, раскаявшись, осудит сам себя, припадет к Законодателю и скажет: «Согрешил я, оставил тебя», то Законодатель, по свойственному Ему человеколюбию, немедленно примет его, подаст ему разумение и добрую силу опять снова возделывать ниву природы своей, искоренять в ней худые навыки и вместо них насаждать благие добродетели. А сверх того даст ему венцы, осыпет его похвалами. Например, по природе человек алчет, но воздерживается; жаждет, но также терпит; имеет желания, но сохраняет целомудрие; отягчен сном, или одержим леностью к славословию Владыки, но, бодрствуя, сам себя принуждает к Божию песнопению, и за это увенчивается, как преодолевший природу и стяжавший добродетели.